Святые сердца

Она лежит, держась за него взглядом, чтобы снова не сползти в ад. Она смотрит, как Он висит на кресте, удерживаемый лишь гвоздями, видит Его выпирающие ребра, чувствует, как стонет от боли каждый мускул его тела. О да, Он понимает, что такое боль. Он знает, что значит страдать, знает страх и ужасное одиночество пытки. Нет, человек не должен быть так одинок. Его образ стоит перед ее взором, когда она закрывает глаза. Залитое кровью лицо, израненное тело. Если бы не страдание, как он был бы хорош собой. Ей представляется молодой мужчина, высокий, прямой, с кудрями до широких плеч, с гладкой, чистой грудью и прекрасным, о, каким прекрасным лицом: высоким лбом, полными губами и ясным, спокойным взглядом. Если его любят сломленным, то насколько сильнее любили бы целым и невредимым? О Джакопо, где ты? Добрый спаситель. Столько силы, столько доброты.

– Он тебя не любит. Ты не стоишь хлопот, которые ему причинила.

Нет. Нет. Нет. Конечно, Он любит. Стоит только посмотреть на него – конечно, Он любит. Всегда. В любой беде Он любит так сильно, что взошел на крест и висит там вечно, ожидая ее.

– Прости меня. Прости…

Она старается произнести слова так громко, чтобы Он услышал ее, но тут пытка начинается вновь, и ее голос превращается в громкий стон.

Темнота возвращается, и снова другая. Без тел на вертелах, но и без бархата. Зато с камнями, опаленными, жесткими и жестокими, которые окружают ее со всех сторон, и она должна лежать на них вечно. Хорошо хоть, что костей у нее нет. Они стерлись в порошок и вышли наружу с рвотой или расплавились в горниле ее нутра. Ее руки и ноги набиты песком, а это значит, что она не в силах пошевелить ими, пока это не сделает за нее боль. И кругом так сухо – ни капли влаги, один песок. Он внутри ее, забивает ей рот. Она не может глотать. Ей так хочется пить. Пить.

Но вот ктото поднимает ей голову и проводит по ее губам пальцем, с которого ей в рот стекает влага. Как она жжет! После такой агонии удивительно чувствовать не сильную, вполне определенную боль. Но вот воды становится больше. Она тонкой струйкой сочится ей в рот, обжигает горло. Она закашливается. Ей больно, но не настолько, чтобы перестать пить. Она глотает еще, она пила бы с жадностью, но чьято рука сдерживает ее. Внутри у нее все стонет и содрогается, когда струйка воды попадает в желудок, она чувствует позыв рвоты, но наружу ничего не выходит.

Позже – через несколько дней или часов – она понимает, что боль прекратилась.

Облегчение, чистая радость оттого, что она ничего не чувствует, затопляет ее. Безмятежность похожа на гладкую поверхность воды; ни ветерка, ни ряби, ничего, только изумленная неподвижность. Как это возможно, чтобы боль ушла? Как может полностью исчезнуть то, чего было так много? Как такое происходит? Сколько же любви для этого нужно? Какое чудо надо совершить?

– Доминуссал ведеиграсиас.

Начинается высокая тонкая песнь. Подняв взгляд от неподвижной поверхности воды, она видит заросли камышей, качающихся на ветру. «А еще стало светло», – думает она. Это, наверное, солнце, потому что она чувствует, как оно пригревает. Мир вдали закрыт дрожащим маревом жары, сквозь которую видна – фигура? – приближающаяся к ней.

– Видишь? О да, ты видишь Его, Серафина? Он так любит тебя. Он послал меня, чтобы я тебя разбудила.

Голос странный, детский и в то же время старчески надтреснутый. Она узнает его, чувствует нутром, точно ставшую привычной пустоту под ложечкой. И сосредоточивается на том, кто впереди. Воздух так прогрет. Не удивительно, что все вокруг блестит. Из блеска выступает высокая длинноволосая фигура и снова растворяется, будто человек споткнулся, и блеск поглотил его.

– Видишь, как кровоточат Его бедные руки и ноги. Но Он улыбается для тебя. Он ждал тебя. Он пришел, чтобы сказать: «Добро пожаловать назад».

Назад. Внезапно в животе у нее начинается ужасная ломота, как будто вместе с внутренностями из нее вычерпали и утробу. Но она продолжает смотреть, а Он подходит все ближе. Дада, она видит Его: прекрасный широкий лоб, порезанный полосой глубоких маленьких ранок, глаза ясные, все понимающие. Он любит. Он не бросит никогда. Он любит меня.

– Открой глаза, и ты Его увидишь.

Она слегка вскрикивает. И понимает, что должна сейчас проснуться. Что Он этого хочет.

Она открывает глаза. В келье серый сумрак. Ни блеска, ни света. Отвратительный, затхлый запах. На стене одиноко висит на кресте Христос. Рядом с ней высохшая Магдалена с лицом, как маринованный орех, качается туда и сюда в детском восторге.

– Серафина? – Рядом с ней на полу оказывается сестра Зуана, ее лицо совсем близко, она устала, но улыбается, сияя, словно солнце. – О, как хорошо, что ты очнулась.

Позади, в дверях, она видит сестру Юмилиану, изза чьей спины на нее смотрят Евгения, Персеверанца, Аполлония, Феличита и другие.

– Господи Иисусе! Она жива. Сестра Магдалена вернула ее нам!

Радость сестрынаставницы так полна и заразительна, что многие из тех, кто стоит у нее за спиной, тоже начинают смеяться.