Святые в истории. Жития святых в новом формате. I–III века

Эта лестница была такой узкой, что взбираться по ней можно было только поодиночке, к тому же бока этой лестницы были увешаны и утыканы острыми мечами, ножами, копьями, кинжалами, гвоздями, крючьями и тому подобными острыми предметами.

У подножия лестницы сидел страшный змий, готовый броситься на всех, кто хотел по ней подняться. Не обращая на него внимания, Сатур первым взошел на лестницу и благополучно взобрался наверх. На самой верхней ступени он оглянулся и обратился к Перпетуе со словами:

– Перпетуя! Я жду тебя, но остерегайся, чтобы змий не поглотил тебя.

– Я не боюсь его, – ответила она и тоже стала подниматься по лестнице, как на первую ступень, наступив на голову змия.

А когда тоже поднялась – увидела райские обители и прекрасные селения. Там она встретила благообразного пастуха, который доил овец. Пастух предложил ей испить молока, Перпетуя согласилась и… проснулась. Пробудившись, она почувствовала во рту «сладость, которую не в силах описать» и с этого момента «перестала иметь какую-нибудь надежду на этот мир».

Но все же приговор, который вынес карфагенским христианам суд, заставил содрогнуться многих присутствующих на заседании.

7 марта 203 года, в день рождения Геты – сына императора Септимия Севера, во время праздничных игр арестованные должны быть отданы на растерзание зверям на арене цирка. Это был очень жестокий приговор: как правило, осужденных приговаривали к «усечению мечом». Существует версия, что недавно прибывший из Испании новый губернатор Карфагена Публий Илариан хотел таким образом отличиться перед цезарем и устроить в честь императорского сына человеческие жертвоприношения.

«После того прокуратор произнес приговор обо всех нас, осудив нас на съедение диким зверям, и мы сошли с помоста вниз и, радостные, вернулись в темницу», – запишет, вернувшись из зала суда, Перпетуя.

Радость… Вот то самое чувство, которое испытывали христиане первых веков, воспринимая как великую награду возможность пострадать за Христа. До казни оставалось еще несколько дней. Главной заботой Фивии Перпетуи был маленький сын, но даже это вскоре перестало ее мучить: «Так как мой ребенок должен был питаться моей грудью и для того находиться при мне в темнице, то я просила диакона Помпония пойти к моему отцу и просить его дать мне моего младенца, но отец мой не дал его. И, видимо, была на это воля Божия, потому что дитя перестало просить о груди, а мои груди не причинили мне никакой тяготы, и я перестала терзаться заботой о моем ребенке и болью в грудях».

Схваченная вместе с госпожой рабыня Фелицитата была беременна, и у нее приближалось время родов. Она боялась, что не успеет родить до дня казни. По закону беременных женщин нельзя было подвергать общественным наказаниям. И значит, ее должны были казнить не с единоверцами, а среди преступников.

В тюрьме Фелицитата мучилась родами и громко стонала.

Кто-то из тюремщиков ее спросил:

– Ты, которая так страдаешь сейчас, что же станешь делать, когда будешь брошена диким зверям, которых ты так презирала, когда отказывалась принести жертву?

Она ответила:

– Сейчас страдаю я, а там со мной будет страдать Другой, так как я готова страдать с Ним, – имея в виду Иисуса Христа.

За два дня до казни Фелицитата родила девочку, которую передали женщине-христианке, и та воспитала ее как свое дитя.

В тюрьме с осужденными на казнь стали обращаться еще хуже прежнего: перестали кормить, запретили свидания. Кто-то нашептал трибуну, что христиане могут сбежать из тюрьмы «посредством волшебных заклинаний и песен», и он ужесточил условия их содержания.

Перпетуя пристыдила его, сказав:

– Почему ты не позволяешь нам лучшего утешения? Ведь мы подведомственны благородному цезарю и будем бороться со зверями в день его рождения. Не является ли для тебя славой, чтобы мы выглядели более сытыми и здоровыми в этом представлении?

Трибун покраснел и приказал, чтобы христиан содержали с большей человечностью. По крайней мере к ним снова стали пускать посетителей.

Один из тюремщиков сделал для осужденных много доброго.

«Пуденс-воин, помощник надзирателя тюрьмы, который начал относиться к нам с большим почтением, убеждаясь, что великая сила Божия была с нами, допустил много братий видеть нас, чтобы и мы и они могли бы взаимно ободрить друг друга». Накануне казни узники совершили в темнице агапу – общую трапезу, соединенную с богослужением: общей молитвой, пением псалмов, гимнов.

В помещение стали набиваться любопытные стражники, которые прежде ничего подобного не видели.

– Сегодня вы, видимо, тронуты нашей судьбою, – сказал им Сатур, – а завтра будете рукоплескать нашим убийцам. Всмотритесь в нас, чтобы вы могли узнать нас, когда все мы предстанем пред грозным Судиею живых и мертвых.

Тюремщики испугались этих слов и разошлись, но один из них остался. Это был уверовавший во Христа Пуденс, который принял решение вместе с осужденными принять смерть на арене.