Святые в истории. Жития святых в новом формате. XII–XV века

Мысль об общежительном монастыре поддержал и митрополит Московский Алексий, и Сергиева обитель тоже стала жить по общежительному уставу, где были расписаны часы молитвы, время для трудов и отдыха.

«…Кто бы мог подумать, что на месте, где прежде была лесная чаща, где обитали зайцы, лисицы и волки, куда забредали медведи и бесчинствовали бесы, – на этом месте будет поставлена церковь, воздвигнется великий монастырь, соберется множество иноков…» – пишет Епифаний Премудрый.

Впрочем, вскоре налаженная жизнь в монастыре была нарушена одним неприятным событием. Как-то во время богослужения в церкви Стефан, старший брат Сергия, заметил раздраженно: «Кто здесь игумен? Не я ли первый основал эту обитель?» Той же ночью Сергий, ничего никому не сказав, покинул монастырь. Когда-то они вместе с братом начинали пустынную жизнь, и он сказал Стефану: «Поскольку ты брат мой старший, следует мне слушаться тебя, как отца», – и теперь молча уступал ему первенство.

Добравшись до монастыря в селе Махра (сейчас это территория Владимирской области), Сергий попросил, чтобы ему дали инока, который показал бы окрестные леса. Найдя безлюдное место неподалеку от реки Киржач, Сергий поселился в уединении, точно так же, как когда-то начинал в радонежских лесах.

История действительно повторилась: возле его кельи стали селиться другие монахи, по двое

и по трое приходили иноки из его обители Святой Троицы. На новом месте была выстроена церковь Благовещения, образовался монастырь.

Узнав, где теперь подвизается Сергий, троицкие монахи пошли в Москву к митрополиту Алексию, чтобы тот вернул им игумена. Московский митрополит употребил все свое влияние и уговорил Сергия возвратиться на прежнее место. Поставив игуменом в монастыре на реке Киржач своего ученика Романа, Сергий вернулся в обитель Святой Троицы.

«Когда в монастыре узнали о возвращении святого, все насельники вышли ему навстречу. Когда братия увидели Сергия, им показалось, будто взошло второе солнце. Со всех сторон слышалось: „Слава Тебе, Боже, о всех промышляющий!" Чудно и умилительно было видеть, как одни целовали руки своего святого старца, другие – ноги, третьи же, касаясь его одежды, лобызали ее, некоторые забегали вперед, чтобы полюбоваться на своего любимого наставника. Все единодушно ликовали и прославляли Бога за возвращение своего духовного отца. А что же он сам? И он духовно радовался, видя своих чад вместе», – рассказывает об этом счастливом дне Епифаний Премудрый.

Монастырская жизнь снова потекла в привычном русле – в молитвах и трудах. «Желая соблюсти богоподобие и обрести знание истины, надо больше всего заботиться о том, чтобы оставить грех, на деле исполнять закон заповедей, держаться всех добродетелей и через молитву и истинное созерцание восходить к Богу», – учил в своем труде «Триады в защиту священнобез-молвствующих» Григорий Палама.

Говоря о Преподобном Сергии, его первый биограф в одном месте написал: «…воссияв, как горящая свеча в подсвечнике.» И это хорошо помогает понять то чудо, которое произошло в XIV веке на Руси. Сначала маленькая свеча (извечный образ молитвы и человеческой души, горящей любовью к Богу) зажглась в глухом радонежском лесу, освещая стены бревенчатой церкви и лесную поляну, затем все окрестности, и вот уже озарила все Московское княжество, простиравшееся в то время до Литвы, и этот свет распространялся еще дальше, на северные и южные окраины…

Как подсчитали историки, при жизни Сергия Радонежского его учениками было основано примерно двадцать пять монастырей в разных концах Руси, а от их последователей число обителей дошло уже до семидесяти. И повсюду, как пишет русский писатель Константин Случевский, ученики Преподобного Сергия сеяли «веру, труд, грамотность и развитие».

На Руси XIV века в реальности воплотилось то, о чем говорил Христос: Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме (Мф. 5: 15).

Сама архитектура древнерусских храмов в то время отображала молитвенное горение к Богу.

«При взгляде на наш московский „Иван Великий" кажется, что мы имеем перед собою как бы гигантскую свечу, горящую к небу над Москвою; а многоглавые кремлевские соборы и многоглавые церкви суть как бы огромные многосвешники. И не одни только золотые главы выражают собою эту идею молитвенного подъема. Когда смотришь издали при ярком солнечном освещении на старинный русский монастырь или город, со множеством возвышающихся над ним храмов, кажется, что он весь горит многоцветными огнями. А когда эти огни мерцают издали среди необозримых снежных полей, они манят к себе как дальнее потустороннее видение града Божиего», – пишет выдающийся исследователь русской иконописи князь Евгений Трубецкой в «Трех очерках о русской иконе».