Я дошла до конца прохода, где витрина из пластинчатого стекла покрыта старыми, облупившимися наклейками, которые когда-то гласили: «
Сквозь эти облупившиеся буквы я вижу фигуру, ожидающую снаружи. Высокая, темная, без зонтика. Неподвижно стоит на тротуаре и смотрит прямо на меня.
Я уже знаю, что это Коул.
Он преследует меня всю неделю. Я видела его на улице возле своего дома и в кафе напротив « Sweet Maple». Он знает, что я его видела, и ему все равно. Он не пытался стучать в мою дверь или заставлять меня снова есть с ним поздний завтрак.
Он просто наблюдает. Ждет.
Стоит на страже.
Теперь холодок пробегает от моего затылка по позвоночнику.
Наконец-то я поняла.
Коул не следит за мной. Он следит за Шоу.
Слишком темно, чтобы разглядеть лицо Коула, да еще и дождь накрапывает на глаза.
Зато он видит меня. Ярко освещенную, чистую и сухую, в обрамлении этого окна.
Я прижимаю ладонь к стеклу.
Как я могу так бояться кого-то и при этом не могу заставить себя убежать? Я не хочу бежать от Коула. Я хочу стоять на месте, пока он идет ко мне, а потом протянуть руку и коснуться его лица. Я хочу срывать маски, одну за другой, пока не останется ни одной. И тогда, что бы ни скрывалось под ними... Я хочу увидеть это.
Он напугал меня в ночь вечеринки на Хэллоуин. Он сделал это нарочно. Намеренно обнажил клыки, потому что хотел отпугнуть меня от Шоу.
Потому что он хочет обезопасить меня.
Как бы безумно это ни звучало, я верю в это.
Коул хочет сохранить меня в безопасности. Именно поэтому он проводит бесчисленные часы, наблюдая за мной, когда в его распоряжении весь город, когда он мог бы заниматься чем угодно другим.
Я возвращаюсь к сушилкам, проверяя оставшееся время.
Двенадцать минут.
Я прислоняюсь к стеклу, глаза закрыты, все мое тело сотрясает громадная промышленная машина. Эти сушилки, наверное, старше меня. Каждая размером с компактный автомобиль. Каждая с мощным двигателем.
Колокольчик над дверью издает нежный звон, когда кто-то входит.
Я прижимаюсь лицом к стеклу, глаза закрыты.
Я слышу, как он подходит ко мне сзади, хотя никто другой не услышал бы этих осторожных, размеренных шагов.
Я даже слышу одинокий звук каждого вдоха и выдоха его легких.
Не оборачиваясь, я говорю, — Привет, Коул.
В стекле я вижу его отражение: мокрые волосы, более черные, чем вороново крыло, прилипли к щекам. Темные глаза смотрят только на меня.
Дождь стекает с подола его пальто на линолеумные плитки.
— Привет, Мара.
Он проносится за мной, прижимая меня к сушилке. Его тело мокрое и холодное, твердые мышцы его груди прижаты к моей спине. На моем животе сушилка качается и гудит, распространяя тепло через меня в Коула.
Он прижимает меня к себе, как мотылька к ветровому стеклу.
Я чувствую, как его сердце колотится о мою лопатку. Я чувствую его горячее дыхание на своей шее.
— Тебе пора перестать прятаться, — шепчет он мне в горло. — Пришло время тебе вернуться домой.
Ужас проникает в меня - тот прилив адреналина, который заставляет кровь бурлить в каждом отдаленном капилляре, пока все мое тело не начинает пульсировать, как барабан. Запах Коула окутывает меня, не смываемый дождем, а только усиливаемый им.
Кто знает, что чувствует кролик, когда ястреб приземляется и прижимает его к земле? Когда эти жестокие когти смыкаются вокруг его тела. Когда он поднимается в небо...
Может быть, момент захвата - это блаженство.
Может быть, это ощущение полета.
Я знаю только, что все мое тело трепещет в такт с сушилкой. Коул прижимает к ней мою грудь, мой живот, мои бедра. Вдавливает меня в него. Не ослабляя давления ни на секунду.
— Ты хочешь, чтобы я пришла к тебе домой? — задыхаюсь я.
— Да, — рычит он, его грудь вибрирует, как сушилка, от жара и давления у меня кружится голова.
— Нет, — говорю я, закрывая глаза и качая головой.
Его руки хватают меня за бедра, пальцы впиваются в них. Он сильнее прижимает меня к стеклу.
Вибрация оказывает на меня определенное воздействие. Я чувствую, как краснеет кожа, учащается пульс, возникает торопливое, сжимающее чувство, которое можно сдерживать так долго.
— Почему с тобой всегда так сложно? — рычит он.
Я слегка поворачиваю голову, так что мы оказываемся щека к щеке, а рты разделяет всего дюйм.
— Я хочу увидеть твою студию, — требую я.
Я чувствую его раздражение. Слышу, как скрежещут его зубы.
— Отлично, — огрызается он. — Завтра вечером.
Это безумие. Я не должна идти ни в его студию, ни к нему домой. Я должна позвонить в полицию.
Но копы мне не поверят. Они никогда не верили.
Есть только один способ узнать правду.