Две дымовые трубы поднимались в небо, как стволы. Я надеялся, что мое собственное оружие, пристегнутое к груди, сегодня не вступит в бой. Мы с Маттео прошли через скрипучие ворота, мимо ржавых труб, в главный зал здания высотой с Собор. Сотни мужчин повернули головы в мою сторону, когда я проходил мимо них. Фронт состоял из солдат из Нью-Йорка и Бостона, солдат, с которыми я часто работал в течение многих лет, но в рядах позади них я видел много менее знакомых лиц: солдат из Вашингтона и Атланты, из Кливленда и Филадельфии и других городов восточного побережья под моим управлением. Некоторые из них никогда не видели меня лично, только слышали истории и видели фотографии в прессе. Они посмотрели на меня, и по их лицам пробежал ропот. Я не выбрал для этого случая костюм-тройку, как сделали бы мой отец и Капо до него. Я была одет в обтягивающую темно-серую рубашку с закатанными рукавами, демонстрируя мускулы, над которыми я так упорно работал.
Я не выбрал для своей речи одну из высоких платформ, откуда открывался потрясающий вид на зал. Расстояние уменьшило бы влияние моего роста на людей. Я хотел, чтобы мои люди увидели меня вблизи, особенно те, кто не видел меня раньше. Я вскочил на низкую бетонную платформу с остатками ржавых болтов, прежде чем повернулся к собравшейся семье. Маттео остался в стороне. Если бы он был здесь со мной, я бы предположил, что нуждаюсь в его подкреплении, но сегодня мне нужно было показать своим людям, что я могу справиться с чем угодно в одиночку.
Я поднял руку, и мои люди сразу успокоились. Готтардо, сидевший впереди, смотрел на меня с едва скрываемым презрением.
— Спасибо, что ответили на мой звонок, — прогудел я.
— Я знаю, что Капо до меня никогда не призывали к встрече такое количество людей, но времена меняются, и пока мы связаны нашими традициями и правилами, которые я всегда чтил, некоторые вещи должны быть изменены. Нам нужно адаптироваться, чтобы семья оставалась сильной, чтобы мы могли противостоять будущим угрозам и стать сильнее.
Большинство солдат помоложе кивнули, многие даже постарше, но некоторые лица оставались скептическими, в том числе мои дяди Готтардо и Эрмано.
— В знак уважения ко всем вам я сделал эту встречу, чтобы вы могли высказать свои опасения, прежде чем поклянетесь мне в верности.
Послышался удивленный шепот.
Я указал на Готтардо, который тут же выпрямился.
— Чтобы показать вам, что я говорю серьезно, я позволю слово одному из моих критиков, моему дяде Готтардо Витьелло, младшему боссу семьи Атланта. Некоторые из вас, возможно, слышали о нем.
Это был удар, перед которым я не смог устоять. Готтардо всегда больше интересовали слова, чем действия. Я сомневался, что многие из них видели его вне офиса.
Готтардо вышел вперед и с трудом взобрался на платформу. Со времени его последнего боя прошло немало времени. Он едва заметно кивнул мне в знак признательности, и я снова подумал, не следовало ли мне последовать совету Маттео и перерезать ему горло, но он был членом семьи, и я, по крайней мере, должен был притвориться, что мне не все равно.
Готтардо откашлялся и широко развел руки.
— Я не имею в виду никакого неуважения. Тот, кто знает меня, знает, что я весь из уважения, — начал он, и мне пришлось остановить себя, чтобы не закатить глаза. Он только и делал, что злословил за чужой спиной. Это не имело никакого отношения к уважению. — Но кое-что нужно сказать ради семьи. Нам нужна сильная рука, опытная рука, чтобы вести нас. Лука силен, но он слишком молод, слишком неопытен.
Послышались удивленные перешептывания. Мое лицо ничего не выражало. Если мои люди считают, что слова Готардо произвели на меня впечатление, они могут счесть их правдой.
— У нас много способных младших боссов с многолетним опытом. Один из них может стать Капо, пока Лука не подрастет.
Дерьмо собачье. Как только я уйду, Готтардо, другие мои дяди и их сыновья позаботятся о том, чтобы все так и осталось, возможно, с ножом в спине.
Я снова поднял руку со стальным выражением лица.
— Чье имя внушает уважение к экипировке? Чьей мести боится братва, когда думает напасть на нас? Я был членом семьи двенадцать лет. Я убил около двухсот врагов. Это мое имя они шепчут в страхе. Они боятся меня, потому что мои поступки говорят громче, чем мой возраст, потому что я способен сделать то, что должно быть сделано, независимо от того, насколько кроваво, независимо от того, насколько опасно, независимо от того, насколько беспощадно. Ты старше, дядя Готтардо, это правда, но сколько драк ты принял, скольких людей ты замучил, скольких врагов убил? Ты стар. И это то, что спасает тебя сегодня. Я не убью тебя за то, что ты выступил против своего Капо, потому что я уважаю старших. Я уважаю их до тех пор, пока они уважают меня, так что в следующий раз, когда ты решишь возмутиться, ни твой возраст, ни статус моего дяди не помешают мне вонзить нож тебе в сердце.
Я сосредоточился на сотнях людей внизу.