Связанные местью

Он был нежеланным внебрачным сыном, которому всегда приходилось довольствоваться остатками других.

А теперь Фальконе подарил ему то, что всего несколько недель назад было ему недоступно, кого-то, кем ему даже не позволялось восхищаться издалека, одну из самых ценных вещей.

Бросив к его ногам, потому что он был тем, кем был, потому что они были уверены, что он сломает её. Он был её наказанием, судьбой хуже смерти, способом наказать её отца, который так сильно им не нравился.

И предупреждением. Никто не посмел бы противостоять Фальконе, если бы это означало, что их драгоценные дочери могут оказаться в руках такого человека, как он.

Кара, имя, подходящее кому-то вроде неё, кому-то, слишком красивому для подобного места, для кого-то, подобного ему. Принцесса и чудовище — вот кем они были.

Широко раскрытые глаза.

Приоткрытые губы.

Раскрасневшиеся щеки.

Бледная кожа.

Она была похожа на фарфоровую куклу: большие голубые глаза, волосы цвета шоколада и кремово-белая кожа; хрупкая красота, то, к чему он не должен был прикасаться своими грубыми, покрытыми шрамами руками.

Его пальцы нашли её запястье; её пульс трепетал словно птица.

Она пыталась бороться, пыталась быть храброй, пыталась причинить ему боль, возможно, даже убить.

Неужели она действительно надеялась на успех? Надежда; она делала людей глупыми, заставляла их верить во что-то за пределами реальности.

Он давно избавился от привычки надеяться. Он знал, на что способен. Она надеялась, что сможет убить его. Он знал, что может её убить, в этом не было сомнений.

Его рука скользнула по нежной коже её горла, затем его пальцы обхватили его.

Её зрачки расширились, но давить он не стал. Её пульс бился о его грубую ладонь.

Он был охотником, а она молитвой. Конец был неизбежен. Он пришел забрать свой приз. Вот почему Фальконе отдал её ему.

Гроулу нравились вещи, которые причиняли боль. Ему нравилось причинять боль в ответ. Возможно, он даже полюбил бы это; если бы был способен на такие эмоции.

Он наклонился, пока его нос не оказался в дюйме от кожи под её ухом, и вдохнул.

От неё пахло цветами с примесью пота. Страхом. Ему показалось, что он тоже так пахнет. Он не мог сопротивляться, ему и не нужно было, никогда, не с ней. Его.

Она принадлежала ему.

Он прижался губами к её горячей коже.

Её пульс гудел под его губами в том месте, где он целовал её шею.

Паника и ужас выбивали отчаянный ритм под её кожей. И это сделало его чертовски твёрдым.

Её глаза искали его, надеясь — всё еще надеясь, глупая девчонка — и умоляя о пощаде.

Она не знала его, понятия не имела, что та его часть, которая не была рождена монстром, давно умерла. Милосердие было самой далекой из его мыслей, когда его глаза клеймили её тело.

Он разорвал её рубашку, дюйм за дюймом обнажая безупречную кожу. Не было ни единого шрама или пятна. Она не могла принадлежать ему. Она была слишком совершенна, просто слишком.

Он обернул пальцы вокруг её плечей.

Мягкие. Мягче, чем у любой девушки, к которой он прикасался. Никто не был похож на неё, даже близко, даже не принадлежал к тому же виду, если хотите знать.

Кости её плеча были остры у его ладоней. Такие хрупкие. Она была похожа на куклу. Хрупкая, но красивая. Не та, кем он, мог обладать.

Его кожа выглядела грязной по сравнению с её, и он поднял руку на несколько дюймов, почти ожидая, что её кожа станет грязной от его прикосновения.

Он никогда не думал, что она будет в его власти. Она и не должна была. Не той, к кому он мог бы прикасаться своими грубыми, покрытыми шрамами руками.

Он был недостойным.

Недостоин.

Недостоин.

Недостоин.

Что-то горячее и острое царапнуло его грудь. Ему это не понравилось. Совсем.

Он оттолкнулся от кровати и, шатаясь, поднялся на ноги.

Она осталась лежать на спине, глаза были полны замешательства и вопросов, и опять этим грёбанным проблеском надежды.

— Тебе лучше прекратить это, — прорычал он.

— Что? — прошептала она.

— Надеяться. Это пустая трата времени.

Он взял её на руки.

Для него она ничего не весила. Ему нужно, чтобы она исчезла из поля его зрения.

Он вынес её из своей комнаты в маленькую спальню, которой никогда раньше не пользовался.

Она дрожала в его руках и, почему-то, это разозлило его ещё больше.

Он бросил её на кровать, и она потрясенно вздохнула.

Он повернулся на каблуках, устав смотреть на неё, удивляться, и сомневаться в себе.

Он не должен… не имело значения, почему Фальконе отдал её ему. Он мог делать с ней всё, что пожелает.

Он направился к двери и захлопнул её за собой.

Завтра он заявит на неё свои права. Стоит оно того или нет. Он, мать его, заслужил что-то хорошее в своей жизни.

ГЛАВА 8

КАРА

Я вздрогнула, когда дверь захлопнулась.

Удивительно, что этот звук сумел пробиться сквозь туман страха и грохот моего сердца. Я была ошеломлена.

Я медленно села.

Моё тело болело, и я не была уверена, было ли это из-за моей борьбы с Гроулом или от ужаса, который проявился физическим способом. Я больше ничего не знала.

Мой мир был разрушен, и вскоре меня постигнет та же участь. Гроул ушёл, пощадил меня, но он вернется.

Он вернется.