Связанные прошлым

Леонас застыл в дверях гостиной с широко раскрытыми от любопытства глазами. Я жестом пригласил Джованни следовать за мной в мой кабинет. Было такое чувство, что я не захочу обсуждать это в присутствии своего сына.

— Один из тех, кого Рокко послал в Вегас, чтобы поймать Фабиано?

Джованни фыркнул.

— Очевидно, Рокко послал их туда с четким приказом убить Фабиано и всех чертовых братьев Фальконе, которые были с ним во время одной из этих отвратительных смертельных схваток.

Я весь напрягся.

— Так он сказал?

Джованни поморщился.

— Он написал. Фальконе оставили его в живых, чтобы он мог передать нам их послание, то есть тебе. Но они довольно сильно покалечили его тело. Отрезали ему язык и проклятые уши. Сломали почти все кости в его теле, в которых он абсолютно не нуждался, а затем привезли его на порог сторожевого поста. Врачи не уверены, что он переживет внутреннее кровотечение.

Я повернулся спиной к Джованни, мне нужно было время, чтобы взять себя в руки. Рокко пошел против моего прямого приказа. Мы уже несколько раз обсуждали наш план. Поймать, не убивать, и только тогда, когда Фабиано будет один. Братья Фальконе не должны были стать мишенью для предотвращения войны с Каморрой.

— Что он написал?

Раздались шаги Джованни, и он показал мне фотографию окровавленного клочка бумаги на своем телефоне.

— То, что я получил.

Я взял его телефон и начал читать небрежный почерк.

Данте,

Я не воспринимал тебя как человека, который ведёт грязную игру.

Твоя мухоловка нихуя не значила для меня на территории.

До сегодняшнего дня. Напасть на мою территорию? Пытаться убить моих братьев?

Хороший ход.

Надеюсь, ты подготовился к войне, потому что я собираюсь принести ее к твоим дверям.

Грязная игра моя специальность, и я покажу тебе, как это правильно делается.

Я заставлю истекать тебя кровью так, как ты и представить себе не можешь.

Будет весело.

Римо Фальконе

— Он сумасшедший, — сказал Джованни. — Вызвав его гнев, мы навлечем на себя неприятности. Могу предположить, что Рокко сделал это без твоего ведома или ты изменил тактику, не сообщив мне?

Я бросил на него быстрый взгляд. Я бы никогда не сделал такого глупого шага. Римо не играл ни по каким правилам и вел себя совершенно неразумно. Такой же сумасшедший, как его отец, и даже более смертоносный, если верить слухам.

— Рокко это обуза.

— Так оно и есть, — согласился я.

Джованни спокойно посмотрел на меня.

— Ты собираешься снять его с должности?

Я холодно улыбнулся.

— Никто, кроме тебя и Пьетро, не был в курсе о плане захвата Фабиано. Предпочту, чтобы так все и оставалось.

— Конечно. Мои губы запечатаны. И ты знаешь, каков Пьетро.

Даже если нападение на Лас-Вегас чистое безумие, я бы предпочел, чтобы мои солдаты думали, что я сижу за штурвалом безумного самолета, чем они узнали, что мой собственный ебаный Консильери пошел на свою собственную вендетту.

— Что собираешься делать с Рокко? Убить его?

— Пока нет, — тихо ответил я. — Пошли Сантино и Артуро, чтобы схватили его и доставили в нашу конспиративную квартиру для допроса.

Джованни сделал паузу.

— Что насчет его жены и мальчиков? Как много они должны знать?

— Сомневаюсь, что Мария расстроится, увидев, что он исчез из ее жизни. Не давай ей детальной информации. Это должно оставаться в пределах внутреннего круга.

— Думаешь, он убежит, если ты его вызовешь?

Я горько рассмеялся.

— Рокко мастер самосохранения, и если он знает, что для него хорошо, то убежит так далеко, как только смогут унести его ноги.

Джованни поднес телефон к уху. Я подошел к окну и сунул руки в карманы. Я слишком долго держался за Рокко. В прошлом многие его решения были очень полезны, но в последние годы он стал обузой, как и говорил Джованни. Теперь все это прекратится.

Но я бы не стал его убивать. Пока нет. Была причина, по которой у нас имелась конспиративная квартира с похожими на камеры звуконепроницаемыми комнатами. Они были предназначены для того, чтобы держать людей в клетке в течение длительного времени. Рокко не умрет за свои преступления, он будет жить столько, сколько я посчитаю его ценным, и у меня было предчувствие, что однажды он может им стать.