Связанные (СИ)

«Решение принято, приказ отдан», — будто бы говорил он, и Кристина осознала, что спорить бесполезно. Хоть глотку сорви, объясняя, что есть другие способы, Бравилу, который, кажется, достал гвардейцев куда больше, чем могло показаться, это уже ничем не поможет. Одновременно с этим пришла и другая, не менее пугающая мысль: её они прикончат точно так же — по приказу. Без эмоций и без колебаний.

Вид подрагивающего в воздухе ножа, как и следовало ожидать, не произвёл на Нильсема ни малейшего впечатления, гвардеец лишь поудобнее перехватил меч и плавно двинулся по кругу, чтобы зайти сбоку. Бравил сцепил зубы и вскинул клинок над головой, всем видом показывая, что не намерен сдаваться так просто. Однако продлилось это недолго, и в самый последний момент, когда Нильсем уже замахнулся для удара, мужество оставило Бравила. С диким воплем он швырнул в гвардейца ножом — но действовал настолько неумело, что тому достаточно было сделать полшага в сторону, чтобы уклониться. Юноша мертвецки побледнел, сообразив, что защищаться ему больше нечем, а затем с невероятной прытью отскочил в сторону. Нильсем прыгнул следом, мечом рассекая пространство перед собой, но Бравил уже со всех ног нёсся вглубь посёлка, размахивая руками и сотрясая воздух истошными криками.

Нильсем цокнул языком и адресовал Эйдону вопросительный взгляд; но тот лишь коротко пожал плечами и жестом приказал гвардейцу оставаться на месте.

Хватка Мартона тотчас же ослабла, он даже вежливо склонил голову, словно извиняясь за грубость. Кристина рассеянно кивнула и обернулась к мастерской. Казнь наследника управляющего если и не отменилась полностью, то как минимум была отложена на неопределённый срок, так что этот вопрос можно было на время выбросить из головы. А вот от чего, как бы ни хотелось, отмахнуться не получалось, так это от быстро нарастающего жжения в животе и пока ещё редких, но уже не предвещающих ничего хорошего, спазмов в висках. Всё говорило только об одном: призраки вовсю готовились к бою.

Впрочем, не прочувствовав на собственном опыте, заметить надвигающуюся бурю было невозможно. Хель успела принять привычный облик и застыла, подобно восковой фигуре; рах, по-прежнему напоминающий гротескное чудовище с уродливой пастью и непропорционально вытянутыми конечностями, заканчивающимися длинными когтями, сгорбился напротив, спиной к двери. Единственное, что их объединяло — абсолютно чёрные глаза, будто бы впитывающие свет, и безграничное терпение, с которым они были готовы ждать подходящего момента. И такой момент предоставился им совсем скоро.

В разгромленной мастерской кто-то завыл — безумным, отчаянным воем, который заставил Кристину похолодеть и вжать голову в плечи. Следом раздался низкий рык, сменившийся прерывистым хохотом; с трудом верилось, что и то, и другое могла издать человеческая глотка. Раздался треск разбитой мебели, неровные шаги по хрустящим осколкам посуды и слюдяных окон и через пару мгновений из дверей вывалился абсолютно седой старик, с головы до ног покрытый уже начавшей подсыхать кровью. В одной руке он сжимал толстую трость, в другой небольшой топорик на длинной рукояти.

Гвардейцы закричали, призывно замахали руками, но старый мастер даже не посмотрел в их сторону. Налитые кровью глаза нащупали призраков; взгляд окинул спокойную и нисколько не удивлённую его появлением Хель — и старик в нерешительности остановился, тяжело привалившись к косяку двери. Лицо его на мгновение просветлело, приняло осознанное выражение — в тот момент Кристина готова была поклясться, что Хель почти незаметно покачала головой, словно желая предостеречь старика от опрометчивого шага. Тот с болью обернулся, в последний раз взглянул на что-то в темноте — а затем, отшвырнув трость и перехватив топор обеими руками, с дикими воплями побежал в сторону раха.

Кто-то из гвардейцев бросился наперерез, в несколько гигантских прыжков преодолевая половину расстояния до мастерской, но было слишком поздно. Лезвие топора, которое вот-вот должно было встретиться с затылком раха, отлетело в сторону, а вместе с ним — и отсечённые у локтя руки, по-прежнему цепляющиеся за рукоять. Призрак пропал из виду, оставляя вместо себя размытый кровавый силуэт; тщедушное тело старика взлетело над землёй, дёрнулось с жутким хрустом и обмякло бесформенным мешком, как если бы что-то разом сломало все кости до единой.

Кристина вскрикнула и прикрыла рот ладонью, бессильно наблюдая, как та же сила развернула мертвеца, и, выставила тело перед собой словно импровизированный щит. Миг спустя он на огромной скорости полетел в сторону приближающегося гвардейца, сбивая того с ног — странное, несвойственное раху проявление гуманизма, особенно на фоне печальной судьбы мастеровых. Однако почти сразу стало понятно, что призрак поступил так не в силу тяжёлого приступа милосердия, а из холодного расчёта и банальной нехватки времени.