Связанные судьбы

– …А я не могу вылететь!

– Объективно, – сухо и язвительно прервал ее Тротт, – обучение прекращают те, кто недотягивает. Вы недотягиваете и сейчас, скажем прямо, занимаете чье-то место. И к тому же просите меня стать соучастником обмана. Это не говоря уже о том, что с вашим нестабильным даром и со слабой аурой категорически запрещено использовать любые магпрепараты. Только под наблюдением специалиста, только разработанные персонально для вас, на основе вашей крови. Иначе может произойти что угодно – от простого выгорания до летального исхода. Это азы, ваше высочество, – припечатал он жестко и с каким-то нездоровым удовлетворением увидел, как дрогнули у нее губы – как у маленького обиженного ребенка.

Богуславская уже вся была красная, но стояла и молча слушала, как он ее отчитывает. Только сжимала зубы, кулаки, выпрямлялась и дышала все громче и тяжелее, будто собиралась плакать.

– С таким легкомысленным подходом к обучению, – продолжил он жестко, – для вас будет благом, если вас отчислят, потому что в следующий раз вы решите еще как-нибудь поэкспериментировать, погибнете, а отвечать будут ректор и ваши преподаватели. И ваша охрана. Магическая наука, конечно, вряд ли потеряет от вашего отсутствия, но людей, которые отвечают за вас, жалко.

– Какой вы правильный, – сдавленно и зло произнесла она, – а на самом деле никто ведь не ответил, когда вы поэкспериментировали надо мной в прошлый раз. Тогда вас ничего не остановило! А сейчас вы таким правильным стали, да? Так и скажите, что не хотите помочь, а не подводи́те обоснование!

– Убирайтесь! – рявкнул Макс, выходя из себя. Сделал к ней несколько шагов – она сжала кулачки, со страхом вскинула голову, – схватил за руку и потащил к Зеркалу.

– Отпустите! – крикнула принцесса, упираясь и тяжело топая башмаками. – Профессор! Не надо! Только не опять!

Голос ее сорвался, и она вдруг разрыдалась, громко, испуганно, вцепилась в его руку, пытаясь оторвать от своего локтя жесткие пальцы, и Тротта как волной холодной окатило: он посмотрел на содрогающуюся в рыданиях девушку, на свою ладонь, сжатую на ее плече – наверняка останутся синяки. Что он делает? Что он вообще сейчас делает?

Алина плакала совершенно безнадежно, опустив голову и вытирая тыльной стороной ладони слезы.

– Мне больно, – всхлипывала она, – отпустите. Я сама пойду.

Он дернул рукой, отступил назад, провел ладонью по волосам, выругался матом.

– Какого черта вы вообще пошли за мной! Богуславская! Я же неадекватен!

Принцесса не отвечала. Зеркало рассеивалось, истаивало льдистой дымкой, а Макс совершенно не понимал, что делать.

– П***ц, – выругался он снова. Пошел на кухню, налил себе воды – из гостиной все еще слышны были всхлипывания. Отпил, с раздражением поставил стакан в раковину. Снял пиджак, расстегнул ворот рубашки.

– Идите сюда, – позвал он, стараясь унять колотящееся сердце. – Алина, подойдите ко мне.

Никакой реакции на его слова не последовало – и он налил еще воды, сам пошел к ней. Девчонка сидела на полу и сердито вытирала лицо рукавом. Маленькая и жалкая.

– Я вас ненавижу, – сказала она отчаянно, шмыгнула носом и подняла на него почти прозрачный от злости взгляд, – ненавижу, слышите? Я никогда не думала, что могу кого-то так ненавидеть. Вам доставляет удовольствие унижать людей? Я думала, что вы больше не тронете меня… Не подходите!

Макс, не слушая ее, поднял студентку с пола, подтолкнул к дивану – она неуклюже плюхнулась на него, – поставил перед ней стакан. Сам сел на стул напротив.

– Черт, – сказал он, морщась, – да прекратите вы плакать! Богуславская, посмотрите на меня, я не могу говорить с вашей макушкой. Да прекратите! Я не прав, извините меня!

Первокурсница подняла голову, прищурилась зло – на миг в ее лице промелькнуло что-то неожиданно хищное, – схватила стакан с водой и швырнула в него. Макс так обалдел, что уклонился только в последний момент – стакан проехал по виску, вода залила лицо, рубашку, капли дорожкой осыпались на столик. А взбесившаяся принцесса орала «Ненавижу!» и швырялась всем, что попадало под руку: заварочным чайником, аккуратно стоявшим на белоснежной салфетке, сахарницей – белый песок разлетелся по гостиной, – блюдом с печеньем, сложенными газетами. Пнула стол так, что он ударил Тротта по голеням, вскочила, словно не в силах выносить свое бешенство, вздохнула рвано – глаза помутнели, закатились – и завизжала от ярости, прижав руки к ушам и зажмурившись.