Связанные венцом (СИ)

Из груди вырывается тоскливый вздох. Знаю, что меня там ждет. Никита снова никакой, хорошо, если б дружков своих не привел. Гораздо хуже, если там соберется компания.

А вот и наша дверь. Хлипкая, деревянная, обитая старым потрескавшимся коричневым дерматином. Ей лет больше, чем мне и брату вместе взятым... Все уже в нашем доме поменяли двери на красивые и надежные, бронированные. Даже бабе Нине сын поставил новенькую, блестящую. Только наша щеголяет потертой обивкой.

Ключ как всегда заедает, приходится слегка пнуть ногой, чтобы створка встала на место. Тогда язычок легко скользнет в сердцевину и плавно провернется. Такая себе система защиты.

Подобные старания могли бы вызвать раздражение, но вместо этого я чувствую только облегчение – если дверь закрыта на замок, значит, Никита дома один. И возможно даже трезвый.

Порог все равно переступаю с опаской. Осторожно принюхиваясь. Спиртным вроде не пахнет. Горелым прогорклым салом воняет, сигаретами, еще чем-то неприятным. Но не алкоголем.

– Настюха! – сразу же кричит брат.

Громко. Хрипло. Но как-то… м-м-м... немного льстиво. 

Недовольно поджимаю губы, предчувствуя разговор. Эти нотки я уже научилась различать на раз-два.

Молча снимаю потрепанные кроссовки, кидаю на тумбу рюкзак, вешаю куртку. Говорить с ним, желание нет никакого.

– Ты оглохла, малая? – пошатываясь, выходит в коридор.

– Нет, – тихо отвечаю.

– Бабло выдали?

– Сегодня двадцатое, – дергаю плечом и, подхватив рюкзак, стараюсь прошмыгнуть в свою комнату.

Какое счастье, что у тети Светы сегодня был День рождения, и она всех угощала домашними пирогами и тортом. В животе разливается приятная сытость, и мне не нужно идти на кухню и соображать что-то себе на ужин. Можно заняться своими делами.

– Я тебя не спрашиваю, какое сегодня число, мелочь. Я спрашиваю, есть у тебя бабло или нет? – начинает злиться Никита.

Сбежать в комнату не удается. Рука брата преграждает путь.

– Нет! – бросаю в ответ, искренне надеясь, что на этом наше общение закончится.

– Жаль. Дома жрать нечего. И курево кончилось.

Пожимаю плечами.

По мне так и хорошо. Вонять не будет. Теперь понятно, отчего у нас дружков Никитиных нет. С чего им тут пастись, если поляна не накрыта.

– А тебе же аванс обещали, – припоминаю внезапно.

На зарплату уборщицы в магазине и мою стипендию мы не проживем. Но Ник недавно начал подрабатывать грузчиком в супермаркете.

– Та там, малая, все какие-то дебилы, – отмахивается.

– Ты не прошел стажировку? – сразу же понимаю. – Но ведь за эти несколько дней они все равно должны заплатить...

– Должны. Но не заплатят. Козлы!

– Ясно, – пристально вглядываюсь в лицо брата.

Раньше я бы поверила. И пожалела даже. Теперь не знаю. Теперь… теперь я даже не уверена, что он и, правда, устраивался на эту самую работу.

– Ладно, Ник. Я спать. Устала жутко… – широко зеваю.

Ноги на самом деле гудят, словно по ним пустили электрический ток. И голова тяжелая. Полдня на парах. И еще полдня на работе. Там же и к семинарам готовилась. Хорошо, что коллеги у меня понимающие и хорошие. Если нужно прикроют, что не понятно, объяснят, когда начальство с проверкой идет, под бок толкнут и предупредят.

Плотно прикрываю за собой дверь и устало сажусь на кровать. Очень хочется просто повалиться вот так на спину, прикрыть глаза и нырнуть в благословенную тишину и беспамятство, но легкий зуд в пальцах мешает это сделать.

Толкаю ногой рюкзак под письменный стол, а руки уже тянуться к любимому инструменту. Моя единственная радость, отдушина в этом мире, то без чего я не мыслю, не представляю себя. Музыка.

Пальцы пробегают по гладкому полированному корпусу, грифу, металлическим шершавым струнам. Не удержавшись, размещаю бандуру на коленях. Левая рука тянется к басам, правая легко, едва ощутимо задевает приструнки. Прикрываю глаза. Мне даже не нужно смотреть, чтоб вспомнить любимую мелодию. Мама всегда просила ее наигрывать, когда была жива…

Сливаюсь со звуками, словно парю над землей, словно нет у меня никаких проблем. Нет старой хрущевки с советским ремонтом. Нет вечно пьяного озлобленного брата. Нет вечной нехватки денег, усталости, криков, шумных компаний на кухне. Нет вечного страха, голода, отчаяния и безнадеги…

Наша семья никогда не была слишком богатой. Обычная, даже бедная. Но уроки в музыкальной школе стоили тогда немного, особенно класс бандуры и домбры, которые и так не пользовались особой популярностью. Чтоб заманить новых учеников, преподаватели даже выдавали в аренду инструменты.

Как именно мне посчастливилось попасть туда, уже не помню. Мне кажется, что я играла всегда. И пела тоже. Ничего удивительного, что после девятого класса никого не спросив, я подала документы в наш городской колледж культуры и искусств. А потом родителей не стало. И остались мы Ником вдвоем.

– Малая! Я знаю, где взять деньги! – в комнату врывается брат.

Даже не вздрагиваю. Его крик слышу еще из коридора. Но мне до ужаса не нравится, как блестят его глаза. Когда Ника посещают гениальные идеи, где достать деньги, все заканчивается более чем плачевно.