Связанные восхищением (ЛП)

— Джулия, детка. Посмотри на меня. Мне нужно знать, что ты в порядке.

Но она не подняла на меня глаза. Она просто уставилась на мою футболку. Я опустил взгляд, понимая, что на белой ткани была кровь. Она растеклась и немного потускнела от воды, но все же ее было видно. Я снял футболку и отшвырнул ее в сторону, вместе с джинсами.

— Ты в порядке, детка? Уже все хорошо? Ты в безопасности. Я здесь с тобой, — я прижал ее к своей груди, но она продолжала безвольно стоять напротив меня. От некоторых горьких эмоций, которые охватывали меня, мне хотелось смеяться. Сколько раз я говорил эти слова? Сколько раз я оказывался неправ? Сколько раз ее обижали, когда у меня в руках было столько власти и возможностей остановить их? Это было сюрреалистично, правда. Невероятно.

Я опустился на пол вместе с ее обмякшим телом. Она обняла меня, положив голову на грудь, а теплая вода лилась на нас. Я опустил взгляд, увидев ее все еще открытые глаза, которые безучастно смотрели на дверь душевой.

— Ты, наверное, думаешь, что я еще тот шутник, — слова просто выскочили из моего рта, и я почти рассмеялся от их абсурдности. Без сомнения, она думала, что я шутил.

— Наверное, поэтому ты поверила, — я покачал головой. — Я не виню тебя. Я гребаный неудачник, — я прижался головой к стене душа, позволяя прохладной плитке охладить мою раненную голову.

— Я оказался прав, знаешь, когда сказал тебе, что я уничтожаю женщин.

Схожесть с моим дурацким псевдонимом не ускользнула от меня. Раньше он считался подходящим, учитывая то, что я хотел сделать с Джулией, уничтожить ее и оставить ни с чем, чем я не смог обладать.

— До нашей встречи я этого не понимал, что я уничтожаю женщин, разрываю их на части, пока от них не остается ничего кроме их прежней оболочки.

— Моя мать отличный тому пример, — я позволил лицу, напичканному ботоксом и выжженным по максимуму белокурым волосам моей матери всплыть в моей голове. — Она была единственной женщиной, кто должен был безоговорочно любить меня. Единственный человек, который должен был заботиться обо мне. Но это было не так.

Я позволил воспоминаниям о прошлом охватить меня. Воспоминания о голоде. Как я держал мою маленькую сестру, которая из-за голода все время плакала, а в доме ничего не было, чтобы ее накормить, так как моя мать отсутствовала в течение нескольких дней. Это было чудом, что каждый из нас смог прожить так долго.

— И теперь она сделала это.

Было много вещей, которые я ожидал от нее. Я ожидал ее ненависти. Это казалось сумасшествием, что женщине, которая почти уморила меня голодом, хватило наглости, чтобы ненавидеть меня, единственного сына, который у нее остался. И в этом была главная причина. Я избавился от всего остального. Это была моя вина, что уже не было их обоих. Сэнди и Гаррета. Она никогда не простит меня за это. Все деньги в мире не могли купить ее любовь. Ее прощение. И сейчас она пыталась задеть меня любым известным ей способом.

Я уставился на макушку Джулии. Все улики указывали на ее бывшего, но что-то не связывалось. Слова на стене, они заставили меня подумать о ней. Моей матери.

Ты сделал это. Коул следующий. Держись от него подальше.

Эти слова запечатлелись в моей голове.

— Ты сделал это! Ты! — ее руки дрожали, когда она посмотрела на меня. Ужас на ее лице запечатлелся у меня в памяти навсегда. Она посмотрела на меня — кровь, покрывающую одежду, и ужасную сцену насилия.

— Как ты мог? Как ты мог? — ее слова гудели вокруг меня, словно растворяясь в дорогих каменных стен дома, который я построил для нее. Ее глаза были бешеными и выпученными. — Где Гаррет, Коул?

Почему она дома? Ее не должно было быть до завтра, и у меня был шанс все убрать и посадить Сэнди на самолет в направлении, где ей стало бы лучше в эмоциональном плане.

— Где он, Коул? — я не собирался отвечать, потому что она знала ответ. Я был уверен. Но почему она спросила, я не понимал этого. Я не знаю, почему ей все еще не надоело притворяться в этом доме, полном ужаса, пока мы оба находились здесь.

— Тебя не должно здесь быть. Почему ты здесь?