Связанный честью

А на следующий день они вели себя так, словно с ним незнакомы, и социальные барьеры снова оказывались на месте.

Хотя этой англо он отдавал должное, у нее было мужество. Она могла бы вести себя как истеричка, скулить и реветь всю дорогу. Но она держала марку, что бы он с ней ни делал.

Мрачное выражение лица сменилось подобием улыбки, когда он вспомнил, как она ловко справилась с патрульным на шоссе. Почему она это сделала?

Наверное, он теперь перед ней в долгу.

После прошлой ночи он уже не был уверен, что сможет придерживаться собственного решения не прикасаться к ней. Время, проведенное в «Перекати-поле», походило на рай и ад одновременно. И периодически (слишком часто для душевного равновесия) ему хотелось поцеловать ее по-настоящему. Хотелось раскрыть языком ее губы и попробовать ее на вкус. Хотелось расстегнуть на ней одежду и прикоснуться к коже.

Боже, как же приятно было чувствовать ее на своей груди сегодня утром. Ощущать, как она дышит, какая нежная и сладкая у нее грудь… а бедра…

«Черт! – выругался Грейвольф про себя. – Я уже готов ее отпустить».

Он решил, что, добравшись до автозаправки, он заправит машину, убедится, что с англо все в порядке, и оставит владельцам записку с указанием, где ее искать. Когда приедет полиция, она сможет рассказать им, где он был, но не куда уехал. Во всяком случае, не куда конкретно. Они и так уже знают приблизительное направление и в любом случае его ищут. Это только вопрос времени.

Лукас надеялся, что сумеет добраться до места назначения раньше, чем истечет время. Завидев впереди город, он прибавил скорости. Приняв решение оставить женщину здесь, Грейвольф хотел поскорее исполнить свой план и снова пуститься в путь. Ему придется забрать ее машину, но для таких, как она, новая не должна быть проблемой.

Он потянулся к насосу и, вытащив, вставил носик в резервуар. Пока тот наполнялся, он добавил воды в радиатор. Не забывая наблюдать за окрестностями, он помыл ветровое стекло и проверил шины. Ему не хотелось влипнуть, как на том дорожном посту. И на этот раз ко времени возвращения хозяев он будет уже далеко.

Наконец он направился за угол к туалетам. Вынул брошенную стальную балку, которой он запер дверь как засовом, и громко постучал. Никто не ответил, и он позвал ее:

– Ответь мне. Я знаю, что ты там, Эйслин. Не глупи.

Он прижал ухо к двери. Несколько секунд напряженно прислушиваясь, он понял, что в помещении за дверью пусто.

От нехорошего предчувствия все внутри у него неприятно сжалось. И не успев толком обдумать свои действия, он отбросил с дороги балку и рванул дверь на себя. Он влетел в туалет, почти надеясь, что это уловка и Эйслин сейчас по-дилетантски на него набросится.

Но внутри был только горячий воздух и отвратительное зловоние. Он мгновенно сообразил, что значит перевернутый бак под открытым окном. И нехорошее предчувствие обратилось в ужасающий гнев.

Эта маленькая злючка выбралась!

Круто развернувшись, он яростно стал дергать остальные двери, потом вышел из туалета и вернулся в главное здание. Он ворвался в магазинчик, где они недавно были, но там не было ни Эйслин, никого либо другого.

Пол по-прежнему был усыпан битым стеклом. Двадцатка все так же лежала под пепельницей. Он проверил телефон, но пыль указывала, что его никто не трогал.

Озадаченный Грейвольф сунул руки в задние карманы джинсов. Куда же она могла уйти? И каким образом? Кто-то ее подвез? Он зашагал по комнате, пожевывая внутреннюю часть щеки. Странно, что она сразу никому не позвонила. А полиция уже должна была устроить здесь временный штаб, допрашивать Эйслин и искать его по окрестностям. Иначе в этом нет никакого смысла.

Он снова вернулся к исходной точке – к туалетной комнате.

– Тихо-тихо, пей медленно, а то подавишься.

Эйслин с жадностью глотнула струйку колы, которую кто-то вливал ей в рот. Горло у нее пересохло от жажды. Она повернулась, но сразу застонала от волны боли, захлестнувшей голову.

– Откинься на спину, – произнес ласковый голос. – Пока тебе достаточно.

Ее веки дрогнули и открылись. Над ней склонился Грейвольф. Его лицо показалось ей темным неразличимым пятном. Потом она осознала, что, наверное, солнце уже зашло, потому что вокруг тоже была сплошная чернота. Движения глаз вызывали пульсирующую головную боль, но ей удалось увидеть, что она лежит на заднем сиденье своей машины. Все окна были открыты, по машине гулял ветер пустыни. Грейвольф примостился тут же. Он сидел, втиснувшись между креслами, и упирался бедром в сиденье рядом с ней.

– Где…

– Примерно в тридцати милях от станции техобслуживания. Я принес бинты.

– Бинты?

– Ты стонала во сне, – сказал он, словно это что-то объясняло.

Собрав все свои силы, она потянулась вверх и схватилась за его рубашку:

– Поговори со мной, черт тебя подери. Я сыта по горло твоей индейской сдержанностью. Где я нахожусь и зачем мне бинты? Ты все-таки испробовал на мне свой нож?

Этот мятеж стоил ей остатков сил, и Эйслин снова упала на спину. Но не отвела от него враждебного взгляда. Она пристально смотрела ему в глаза, пока он не ответил.