Связанный честью

Без единого слова благодарности он взял у нее открытую банку пива и ушел с ней в глубь дома. Обернись Лукас хоть раз, он мог бы даже рассмеяться, если бы увидел, какое страшное лицо она скорчила ему вслед.

Когда он вернулся в кухню, на столе, покрытом скатертью из ее приданого, стоял ужин в привезенной ею посуде.

Он ничего не сказал ни о посуде, ни о мебели, только сел и принялся за еду, буквально загребая в рот пищу.

– Что это за шум? – поинтересовался он через минуту.

– Стиральная машина.

– Стиральная машина?

– Угу. И сушилка, – беззаботно подтвердила она. – Тони сейчас нужно много одежды. Так будет намного проще, чем возить ее каждые три дня в прачечную. Я прихожу в ужас, как подумаю, что надо будет ездить туда зимой, вытаскивая Тони на холод.

Как она и рассчитывала, Лукас сразу глянул на Тони. Эйслин оставила переноску на столе, чтобы малыш слышал их голоса и вообще присутствовал на семейном ужине. Лукас, казалось, взвесил все преимущества стиральной машины и сушилки и больше ничего не сказал.

У Эйслин заметно полегчало на сердце.

– Замечательно будет снова иметь детскую, – осторожно сказала она, накладывая Лукасу еще картошки. – Не придется больше волноваться, что Тони откуда-то скатится. Ты заметил, каким он становится энергичным? – Она вытерла рот салфеткой и застенчиво опустила ресницы. – И больше не придется класть его в нашу постель.

Она заметила, как вилка в руке Лукаса замерла. Он прожевал то, что было во рту, проглотил и отодвинул тарелку.

– Меня ждет работа. – Он резко встал из-за стола.

– Но я испекла на десерт пирог.

– Может, потом.

С упавшим сердцем Эйслин смотрела, как его широкие плечи исчезают в дверном проеме. Наверное, она должна была бы порадоваться, что ссора из-за мебели не переросла в грандиозный скандал, но расстроилась, видя, как поспешно он выходит из-за стола и избавляется от ее компании. Она ведь только начала тему постели.

Тони с самого начала пришлось укладывать спать с ними. Но Эйслин сильно сомневалась, что Лукас именно из-за него не притрагивался к ней с того самого утра в доме у Элис. За исключением открытых споров, он относился к Эйслин с полным безразличием. Он вообще очень редко на нее смотрел. А когда все-таки бросал взгляд, то в нем читалось что угодно, но не бушующее желание.

«Не то чтобы я его так уж хочу», – думала Эйслин, укладывая Тони. Но здесь на мили нет ни одного дома. Ее ночи были одинокими. Как правило, Лукас торопливо завтракал и сразу же уезжал. И она не видела его до самого ужина. Проводя целые дни в компании одного Тони, она очень хотела с кем-то пообщаться. Но Лукас так и оставался молчаливым.

Эйслин росла в доме, где не поощрялись выражения своего мнения и чувств. Но она не собиралась прожить в молчании всю оставшуюся жизнь. Она упрямо решила, что возьмет быка за рога и не позволит мистеру Грейвольфу сбегать вместе со своим мрачным настроением.

Впервые за много недель уложив Тони в его кроватку, она не пошла в спальню, а с подносом в руках направилась в гостиную. Лукас сидел на диване с какими-то бумагами – они покрывали все пространство вокруг него, перетекая на журнальный столик, – и делал заметки в черном блокноте.

Эйслин он не замечал, пока она не включила у его руки настольную лампу. Лукас поднял голову и посмотрел на нее:

– Спасибо.

– Так тебе будет лучше видно. Как ты вообще умудрился читать без света?

– Я и не заметил.

Наверное, он не хотел пользоваться ее лампой, хотя и сидел на ее диване, но Эйслин воздержалась от комментариев.

– Я принесла тебе пирог и горячий кофе, – сказала она и поставила поднос на край журнального столика.

– Какой он?

– Кто?

– Пирог.

– Яблочный. Ты любишь яблоки?

– В тюрьме я научился не быть слишком разборчивым.

– Тогда зачем ты спросил? – возмутилась она.

Не обращая на нее внимания, он в рекордное время слопал принесенный кусок. Эйслин обругала себя. Надо было повнимательнее отнестись к его жажде сладкого, она явно давно не удовлетворялась. С этого момента Эйслин проследит, чтобы каждый прием пищи заканчивался десертом.

Покончив с пирогом, Лукас отставил тарелку и снова склонился над своими бумагами.

– Дела на ранчо? – поинтересовалась она.

– Нет, протоколы суда. Мой клиент… – он запнулся, поскольку теперь у него уже не могло быть клиентов, – он, хм, хочет знать, стоит ли подавать апелляцию.

– И как, стоит?

– Думаю, да.

Эйслин какое-то время смотрела, как он снова что-то записывает в блокнот, потом сказала:

– Лукас, я хочу с тобой поговорить.

Он отложил блокнот и потянулся за остывшим кофе.

– О чем?

Эйслин села в углу дивана и поджала под себя ноги.

– Вместе с мебелью мне доставили и фотооборудование. И мне очень хочется снова его использовать. – Она глубоко вздохнула, играя краешком диванной подушки. – Я хотела узнать, как ты отнесешься к тому, чтобы из твоего старого трейлера я сделала темную комнату?

Он вскинул на нее взгляд, и она заторопилась, не давая ему вставить слово: