Связчики

Лодки соскальзывают в воду. Гоша наблюдает, как заводятся моторы. Шляпу он надвинул от холода на самые уши, если бы не шляпа, можно бы подумать, что сидит чей-то парнишка, а подойти поближе — Гоша. Он держится руками за плаху. Лодки растворяются в темноте.

* * *

Утро прорезалось. В нижний край деревни человек в безрукавке из собачьих шкур и резиновых ботфортах несет на плече лодочный мотор. Так это он куда? К Гоше. Мотор на косое крыльцо опускает, дерг-дерг — за шнурок щеколды. Гоша в это время завтракает, приступил к чаю.

— Морской привет! — здоровается он, раньше чем могучий рыбак, заполнивший собачьими мехами чуть ли не весь простенок с дверным проемом, успевает раскрыть рот. Моря здесь никакого нет, самое ближнее море в тысяче километров, да и его Гоша не видал, а надо же — здоровается по-морскому.

— Морской, — отвечает вошедший, как-то вяло и в пол-жеста махнув рукой.

— Чаевать садись! — приглашает бабка Феклуша, однако же зная, что гостю не до чая.

— Кой ляд чаевать! Спасибо, до света позавтракал. Мы, видишь, в бригаде разнарядку получили в Сосновой курье[2] неводить, да вот чего-то с мотором не заладилось: дергал-дергал, до пота, а он ревет да глохнет, — что ему — не понять! Как думаешь, а, Петрович?

— Лечить надо, — важно говорит, отхлебывая, Гоша.

— К-кого?..

— Лечить, говорю!..

Он выходит через сени во двор, изнутри открывает ворота шире, чтоб света было побольше.

Двор у Гоши как у всех, от сеней до баньки и дровяник крытый, но крыша кое-где прохудилась, небо видно. Не бедность заела, так, недосуг: когда сильно дождем заливать будет и мать почаще выговаривать станет, Гоша бросит клич — и соберутся приятели, которые с поломанными моторами приходят, да возчик, из тех же, плах пару возов привезет, свалит, а старые посорвут, и новую крышу сделать — день работы. Что крыша? Такая ей судьба — прохудиться, но под крышей — не как у всех. Поленницы вдоль стен, а скотины никакой нет: с коровой бабке Фекле по своему двору никак не пробраться — все подходы к сараю с сенником Гоша завалил железом. Зайдешь — и в глаза кидается скелет чудовища: странный каркас о трех лапах-лыжах, с мотоциклетным мотором наверху — аэросани собственной конструкции. Еще рельс лежит на грубом верстаке: гнуть листовое железо, в избушки охотникам печки делать. На колоде наковальня пуда четыре весом, а кувалда по кличке Полпуда далеко в стороне: видно, топала-топала к Енисею да у порога споткнулась. Посреди двора козлы, на которых висят два стареньких лодочных мотора; рядом бочка, маслянистая ржавая вода в ней наполовину, в бочку он отремонтированные моторы ставит опробовать: гонят ли воду? А банька у Гоши давно перестала служить извечному делу. Он учредил в ней склад гаек, болтов, шурупов; сверла, метчики в деревянных заводских ящиках; плашки и сверла; инструмент разный висит на гвоздях, а спроси, почему не выбрасывает — не дождешься ответа. Да и как не понять: бывало, нужда прижмет на дальней речке — из портянок запчасть делали да из березы… На полке, где добрым людям париться положено, тоже этого добра много, а сам Гоша с матерью по пятницам насчет пара к родне и соседям плетутся. Мать сперва роптала-роптала, да и смирилась, обвыкла. Как говорится: видно, не судьба из своей тарелки ушец хлебать!

Так вот, приступает Гоша с рыбаком мотор налаживать. — Система ремонта самая надежная: разбросать да сложить. Он осматривает детали, чистит и ставит заново — надежно. Тестером катушки зажигания проверяет, прозванивает, из карбюратора грязь вымывает. А потом и клапаны посмотрит, и водяную помпу с крыльчаткой, нагар с поршней счистит, одним словом, ничего не пропустит, потому что народ Гошин — им некогда. Все по дальним речкам, с рыбалки на охоту, с охоты на рыбалку, дня не хватает — ночь прихватывают; нет мотору ухода, надсаживают его, бьют, пока тот не взбунтуется, не станет.

Собрали двигатель. И поступает команда ставить в бочку: ставят.

— Заводи-и-и! — кричит Гоша.

Рыбак за шнур изо всех сил двумя руками дергает — мотор сразу и заревел, завелся. Двор Гоши в дыму, из-под крыши, из щелей дым и рев прут, из бочки вода на половицы плещется.

— Ну что?.. Хорошо отладился мотор! — улыбается Гоша.

— Чего с ним было, как думаешь? Я-то всю зарю, ну весь издергался!

— Ис-пуг, — отвечает Гоша.

— К-кого?..

— Ис-пуг, — отвечает Гоша. Лицо у него серьезное.

Берет рыбак мотор на плечо и в Сосновую курью едет. А то в дальний свет: в верховье Келлога и еще туда, где и названий никаких нет, а потом опять к Гоше. Вот, чинить надо, что там у него?

— Ис-пуг, — один ответ у Гоши.

Собака Гоши заведена его добро охранять: метчики, прокладки да белые, как рис, заклепки в коробках из-под чая. Так она ни на кого не лает, всем подряд хвостом виляет. А кто чужой случится — тоже виляет, на всякий случай. Как тут лаять? Обмишуришься, вся деревня бывает у Гоши, а кто не был, еще придет: беззаветный мастер Георгий.

* * *