Берег впереди незнакомый, но я кое-что знаю о нем. Пик Лисянского — самая высокая из вершин полуострова, где-то наверху ее — тур, сложенный из камней; когда нет тумана, пик виден из открытого моря далеко. Полуостров рассекает реку Кулку. Там еще есть Антыхан первая и Антыхан вторая, — это небольшие каменистые реки, они текут рядом. Мне рассказывал шкипер-дед из Охотска, что в устье Кулку, на правом берегу у моря, живет старая женщина — эвенка Громова Анисья Тарасовна. Зимой она добывает горностаев и белок; когда долго нет урожая кедровых орехов и семян лиственницы, белок бывает совсем мало. У Анисьи Тарасовны есть ездовой пес и десяткой восемь оленей. У нее есть белые олени. Пса зовут Никола, когда море замерзает, он иногда ловит нерпу. Пока стоит лед, ему удается поймать две или три нерпы, как-то за зиму он добыл пять нерп. Ему удается подползти, когда она выходит из лунки и лежит на льду. Нерпа скользкая и тяжелая и, наверное, он, не давая уйти, прикрывает лунку задом. На полуострове их двое охотников: Никола и его хозяйка. С ней жил еще младший сын, но погиб лет двадцать назад, когда они с матерью возвращались домой на лыжах из Ини. Он замерз в последний день пути, во время последнего перехода от какой-то речки, которая называется Девятой, к их избе в устье Кулку. Там бывают очень сильные ветры и снег ложится в некоторых местах в два человеческих роста. На моей старой карте обозначено много рек, но которая из них Девятая — не знаю.
Когда рыбаки заезжают к старухе и просят одного оленя, она идет и сама убивает его. Она стреляет в глаз. Олени стоят стеной, если приближается кто-нибудь. В 1967 году к берегу, где они паслись, пристала какая-то морская посудина и чужие люди подошли к ним. Они убили нескольких и взяли с собой. Других они тоже убили, но те подохли не сразу. Олени далеко могут бежать; олени долго могут бежать, даже если приходится тянуть по камням собственные внутренности и они за камни цепляются.
О полуострове еще известно кое-что из географического описания, но тот дед, мой знакомый шкипер из Охотска, тоже знает немало. Мы должны прийти в устье Кулку через два месяца; это будет в конце августа, если повезет. К тому времени старуха, наверное, узнает, что на полуострове работает экспедиция.
Света вокруг было немного, но поверхность волн блестела. Это был блеск холодного гладкого чугуна. Они накатывались темные, только у самых гребней были светлее и там отсвечивалось зеленовато-серым. Верхушки совсем белые, и брызги от ударов о корпус белые. Дальше от траулера море сливалось в пелену — мутную, беззвучную. Рядом рассеянный свет падал так, что поверхность казалась маслянистой, более густой, чем может быть соленая вода. Слева по борту, и справа, и впереди — то на склонах волн, то близко к гребням — черная гладкая поверхность вздувалась такими же черными, как небольшой резиновый мяч, шарами. Они, блестящие, появлялись беззвучно и неожиданно, без всплесков, исчезали. Каждый держался на поверхности секунды три, иногда можно было досчитать и до шести, — и пропадал. Но в поле зрения так же тихо и неожиданно появлялся другой, маленький среди многотонных подвижных громад, притягивал к себе взгляд, но стоило повернуть голову — он исчезал.
Николай прошел на нос и стоял там, спиной к рубке, расставив ноги. На нем была безрукавка из собачьих шкур мехом наружу, рыжих и белых. Квадратная лохматая спина — самое яркое пятно среди окружающего, да еще рубка траулера.
— Я выгружу вас в Шилкане, — сказал капитан.
Траулер изменил курс. Мы добрались до Ейринейского залива. Я не ответил сразу. Полуостров был теперь справа. Шилкан — это брошенный поселок на другом от полуострова берегу залива.
— Нам надо на полуостров, — сказал я. — В Шилкане у нас нет работ. Это за границей участка— мы оттуда пройти на полуостров не сможем… Можно к устью любой речки или большого ручья, где будет удобнее, но, чтобы на полуостров…
— К полуострову я не пойду! — Он сделал резкое движение. Пальцами он надавил в свою карту. — Здесь вокруг подводные камни!
— Мы не сможем выйти из Шилкана! Нам не пройти с лошадьми из-за прижимов вдоль моря… На склонах россыпи голых камней — там везде крутые и незадернованные склоны…
— Мне плевать! — он это крикнул. Голос был сама твердость. — Везде знаки подводных камней!..Я там винт могу потерять! Винт на камнях оставлять не собираюсь!
Траулер шел к Шилкану. Я ничего не говорил, смотрел вперед, и он тоже смотрел вперед.
— Ну что же, — сказал я минут через десять. — Нам в Шилкан не надо. Никто не будет сходить там. И вам самому придется выгружать всех нас, весь отряд! Всех будете выгружать сами.
Он молчал. Полуостров был по борту справа.