Связчики

День был очень холодный, и камус не скользил, но груз был не тяжелый, и Маслов шел быстро. Он пересекал заячьи, росомашьи и лосиные следы. Выше по реке, подальше от Енисея, берега стали круче, хорошо обозначились долины ручьев; тальника в долинах было мало, но лосиные следы встречались. Река изгибалась, и он старался идти по самому короткому пути: чертил след шириной в один шаг с мыса на мыс. Один раз, когда вышел из-за поворота, недалеко в тальнике увидел лосей. Сначала ему показалось, что там, впереди, глухарь в снегу машет крыльями и все никак взлететь не может, а потом рассмотрел лучше: это лосиха на лежке ушами шевелит, не хочет вставать. Лосиха, а рядом — лосенок! Когда человек подошел очень близко, она поднялась. Она посмотрела на него и отошла наверх, недалеко. Лосенок, тот совсем не встал. В мороз им вставать нет охоты. Человек остановился, когда проходил мимо. Он опирался на посох, отдыхал, смотрел на лосенка, и тот следил и не шевелил ушами. А потом Маслов хотел идти и подумал, что посох не очень нужен, и оставил его там, где отдыхал. Маслов отошел и оглянулся: всякий зверь, который будет идти по реке, пойдет к посоху. Песцы подойдут, и сохатые будут топтаться и обнюхивать его.

Он хотел пить, но не останавливался, пока не увидел маленькую сушинку и трухлявый березовый пень, почти пустой. Маслов повернул к этому месту, утоптал лыжами снег, снял ружье и мешок и снял лыжи. Он надрал бересты, изрубил сушинку, разжег костер, вынул из котелка масло и чай, потом воткнул в снег вершинку сушины и повесил котелок со снегом. Береста и дрова горели ярко, огонь обнимал котелок и поднимался над ним, но снег таял долго и пузырился у металла; когда он растаял, вода закипела сразу. Маслов отломил от плитки чая и бросил заварку в кипяток, снял котелок с огня и решил отрезать немного масла. Масло кололось как стекло, и он бросал осколки в кипяток. Когда надо восстановить силы на тропе, хорошо с чаем пить масло или лосиный жир; лосиный жир лучше, человек не так вымерзает, ноги и сердце из него добывают силу и можно уходить далеко. Сидеть было холодно. Он стоял спиной к огню, сушил иней на спине и пил чай. Сквозь кожу бродней и меховые чулки мороз стал прихватывать пальцы ног. Маслов пил чай недолго. «Теперь груз легче», — подумал он, когда укладывал рюкзак, и улыбнулся.

Он надел лыжи и шел, пока совсем не устал, — двигался медленно. Опять разводил костер: пил чай с маслом и ел галеты. Ему встретились куропатки, два табунка. Они шли вдоль берега к нему навстречу и повернули от него. Иногда, подпрыгивая, клевали почки с низких веток, потом взлетели впереди с резким сухим треском, с резким и тревожащим криком. Крик в тишине казался страшным грохотом. Солнце поднялось невысоко, только когда река поворачивала так, что оно было почти впереди, он видел его у вершин далеких елей. Светило не поднималось выше в это время года. Ему нужно было добыть одну птицу, и когда начало темнеть, Маслов убил одного рябчика. Они тоже кормились в кустарнике у реки, и один самец не переставал клевать почки, но беспокойно поднимал хохолок и предупреждающе свистел. Рябчик не улетел, Маслов выстрелил и поднял птицу из снега. Он знал, что в дороге добудет еду.

Старое ружье было теперь лишним грузом. Он знал, что так будет, и повесил его над берегом, сделал все как надо: одной птицы хватит, а на обратном пути ружье можно забрать. На ходу Маслов снял шкурку с перьями и вытащил внутренности. Тушка была сухая и чистая. Он снял мешок, и положил ее рядом с пакетом. Теперь ночью два главных дела: костер и лежанка, — он с утра думал об этом.

Еще раз, вечером, Маслов пил чай, теперь очень крепкий. Когда стало темно, он прошел Ганьчин порог. Здесь было много старых и свежих наледей, и он опасался намочить камус лыж.

Он идет хорошо, теперь до ручья силы хватит. Это их места. В устье ручья должны быть два старых кедра. Кедры — толстые, вершины у них — как две тучи. Там надо сворачивать и пройти, немного совсем, вверх по ручью. Он мог бы найти это место, даже если бы не светились звезды. Как-то они тащили нарту со зверем, остановились перевести дух. Андрей разглядывал кедры и сказал о них: «Два мужика!» Потом и повелось — так напарники называли меж собой это место. И точно: два дерева, как два спокойных человека, которые молчат и слушают.

Он прошел, но увидел только одно дерево и не ошибся: после поворота реки — устье первого ручья и вот — один кедр. Маслов свернул с реки и пошел сквозь тальник между редких пихт и увидел выворотень: черные сплетенные тела корневищ вздыбились, захватили комья земли и камни. От выворотня ствол уходил в снег. На том месте, где легла вершина, снег лежал ровно. Маслов шел мимо и вспоминал, какая она была, когда кедр стоял. Между стволов шла лыжня много зим, каждый день они с братом шли мимо к манившей теплом избушке.