Там продолжала кипеть, кажется, вся школа — мы были рядом со стадионом, а ещё близко к главному транслирующему экрану.
— Прошли медицинское обследование и были отпущены с опекунами, — всё ещё мило улыбалась мне медсестра.
Я нахмурилась:
— А Фрея? — взгляд на папу.
— Схожу проверю, — он всё понял, — ты сможешь сходить к психологу одна?
Он выглядел обеспокоенным.
— Она не одна, — скрестил руки на груди хмурый, но излеченный капитан, — Фиджез, шагай. Я забил в учебный браслет координаты.
— Тогда я… — папа не нашёл что ответить и усмехнулся, — не особо спокоен, но уверен, что Ая позвонит мне… в случае необходимости.
Он мне кивнул. Кажется, кое-кто тоже терпеть не мог Лакмааров.
— За что его дед тебя терпеть не может? — первой открыла дверь в коридор я, — спасибо и до свидания, — для медсестры.
Женщина только кивнула.
— С его стороны всё выглядит так, будто я поступил не особо хорошо, — сознался папа.
— С королевой? — спросила прямо.
Мы стояли на углу — ему нужно было идти в другую сторону. И он замер так же, как и я — только Озерфир шёл дальше, будто ему было плевать.
— Это было очень давно, Ая, — напомнил папа, — и я не отрицаю своей ошибки, — он кивнул, — но не в действии, а только в словах. Нужно было обозначать всё конкретнее, а не… так, как я делаю обычно. С другой стороны, сыграла свою роль категоричность твоей мамы, из-за которой её не любит Нифелия.
Я почти ничего не поняла, но… меня сбила с мысли завопившая на весь коридор Фрея:
— Макака! Домой пошли! Я тебя, знаешь ли, еле нашла! Ты где шлялась?!
— Фиджез… — обозначился стоящий у двери на улицу Оз, — может тебя на ручках понести, чтобы ты шла быстрее?
Его суженые глаза заставили меня повторить его позу.
— Давай меня, а не её! — обрадовалась Фрея, рванув к нему, — ты такой умница, что предложил! А то я всё думала кому намекнуть! А ты тут сам сказал… ну! Подставляй руки! Я готова!
Мы с папой одновременно прыснули.
— …позор! Чистейшей воды недоразумение! — шагал рывками, дергая за руку откровенно ревущую Онни, мужчина, — ты должна была вести себя…
Тут он заметил, что коридор не пуст и замолчал, выпрямившись и гордо шевеля ногами. Карикатурно полный, с лоснящимися от геля волосами в зачёсе назад, дабы сокрыть первые залысины. Что там про него говорила Мел? Я сделала поспешный шаг в его сторону, расплывшись в оскале восхищения.
— Сенатор Риигс! — едва вспомнила фамилию, — какая… радость! Меня зовут Аямако, я подруга Мелании и Онники. Мел про вас столько рассказывала! Мне очень приятно познакомиться! — и как бы наигранно это не выглядело, — не ругайте, пожалуйста, Онни. Она просто очень сильно испугалась, вот и… расстроилась! А вы не представляете, как там было страшно!
Первое, что я заметила, пока трясла его руку в своих двух — удивление. После скользнувший вниз от моего лица взгляд, удовлетворение в глазах и… медленная какая-то нелепая улыбка, обрисовавшаяся на его лице. Он остался удовлетворён увиденным.
— Аямако, — протянул он, пока лицо моего папы вытягивалось, а сам он становился в позу злющего Озерфира неподалеку, — я тоже очень рад знакомству, — почти мурчание в голосе, — ты тоже можешь приходить в гости… вместе с Меланией.
Я деланно радостно покивала ему и напомнила:
— Онни сильно переволновалась, — убеждающим тоном, — может ей немного горячего шоколада и поспать?
Он кивал каждому моему слову! Система, насколько же ты мерзкий и… несчастный человек, если можешь так реагировать на девушку младше твоей дочери?!
— Конечно — конечно, — он даже улыбнулся опешившей Оннике, — почему ты не сказала мне, что тебе нехорошо?
Девушка округлила глаза.
— Сенатор Риигс, — отлепил мужчину от моих рук папа, — нам пора, к… счастью. Ая, — зыркнул на меня, — кыш.
Тут очнулась Фрея:
— Тебя сейчас от ярости порвёт, потому что я передумала к тебе лезть или… нет, ну ругается папка на любовь всей твоей жизни, ну и что теперь? — она хихикнула, — Онника, иди уже отсюда, пока крокодил не лопнул!
Теперь они сверлили глазами друг друга.
— Всего доброго, — кивнул исключительно мне отец Онни, — еще увидимся, Аямако.
И они теперь степенно и совсем без ругани направились на выход. Всё время их прогулки в коридоре стояло молчание.
— Ну и зачем ты это сделала? — смотрел на меня свысока папа.
— Мне её жалко, — пожала плечами я.
— А мне жалко тебя, Ая, — с осуждением, — не приближайся больше к нему. И избегай по возможности. Он… очень взрослый и…
— Нехороший дядя, — продолжила со смешком, шагая к крокодилу и его злости, — ты же понимаешь, пап, что я всё осознавала и делала так специально. И я повторю — мне было очень жалко Онни, что он мог сделать с ней, — я обернулась и взглянула ему в глаза, шагая вперед спиной, — и не говори, что я нехорошая. Ты тоже, как я уже поняла, не особо святой, пап.
Мужчина закатил глаза.
— Я пекусь о твоей безопасности, Ая, — фыркнул папа, — никак не о чистоте помыслов. Поэтому шуруй к психологу и проконсультируйся с ним ещё и на тему своей хитрости.
Я махнула Фрее, чтобы она шла в комнату.
— Семейной хитрости! — поправила отца.
И помахала ему рукой, выходя на улицу перед несносным капитанским носом.