Но тут радист поднял руку, прося молчания. Это значило, что в наушнике он услышал позывные. Он быстро надвинул второй наушник и взял кисточку. Его рука забегала по бумаге. Потом он повернул рычажок в аппарате и заработал ключом. Он работал недолго. Девочка знала: то, что он сейчас передаёт, называется квитанцией. Потом он обернулся к командиру, внимательно следившему за его работой, и протянул ему листок.
Прочитав написанное на листке, командир некоторое время сидел в задумчивости. Затем девочка в щёлочку между краем ватника и своей бровью поймала его взгляд, брошенный в её сторону. Несколько мгновений командир смотрел на неё, потом встал и вышел в ту часть подземелья, где помещалась постель начальника разведки.
Цзинь Фын сбросила ватник и тут поймала на себе взгляд радиста. Это был такой же строгий и немного печальный взгляд, каким только что смотрел на неё командир. Она уже знала: если они на неё так смотрят, значит скоро ей дадут задание.
Она потёрла ладошками щеки и уши, чтобы хорошенько прогнать остатки сна. Вошёл командир. Следом вошёл начальник разведки. Заметив, что Цзинь Фын уже совсем проснулась, начальник разведки сказал из-за спины командира:
— Выспались? Это хорошо. Для вас есть задание. Прошу вас, выслушайте командира. — Он говорил совсем не так, как недавно говорил о ней, когда она спала. Его слова звучали теперь так, будто перед ним был взрослый партизан. Голос был строг и спокоен. — Связная Цзинь Фын! Вы пойдёте в миссию святого Игнатия у Сюйгоу и передадите: центральный штаб направляет в католическую миссию нового человека для выполнения специальной операции. Это — женщина. Её пароль: «Я думаю, что жизнь тут не так уж плоха. Не правда ли?»
— Правда, — сказала девочка.
Командир засмеялся:
— Я знаю, но это конец пароля: «Не правда ли?»
Девочка кивнула головой.
— Повторите пароль, — сказал командир.
Девочка повторила.
— У вас золотая память. И ещё вы скажете: все наши люди должны беспрекословно подчиняться этому новому товарищу. Он является человеком нашего командования. Очень важным человеком.
— Я должна идти днём? — спросила Цзинь Фын.
— Нет, сейчас. До обеда нужно быть там.
Девочка спустила ноги с кана.
— Если позволите, я пойду.
— Сначала поешьте.
— Извините, мне не хочется.
— Едят не только потому, что хочется.
— А почему, извините?
— Потому, что нужно.
Радист ласково потянул Цэинь Фын за косичку, перевязанную красной бумажкой.
— Нужно слушаться старших, — сказал он и снял с большого жестяного чайника-самовара тряпки, сохранявшие его тепло.
Чайник был тяжёлый и совсем закопчённый. Наливая себе тёплой воды, Цзинь Фын испачкала пальцы и стала их тщательно обтирать.
Радист, засмеялся.
— Вы франтиха, Цзинь Фын!
Она с укоризной покачала головой.
— Вы так долго сидите тут, а не понимаете. Что, если кто-нибудь там, наверху, увидит? Спросят: «Почему у тебя, девочка, пальцы в саже?» Что я скажу?
И она снова покачала головой.
Девочка съела лепёшку из проса, потом встала.
— Я готова.
— Хорошо, — сказал командир. — Исполняйте поручение, товарищ Цзинь Фын.
Девочка зажгла фонарь, подняла его вровень с лицом и установила длину фитиля. Пламя колебалось, маленькое, тусклое, красноватое. Девочка переложила фонарь в левую руку и спросила командира:
— Больше ничего не прикажете?
— Зайдёте в музей и оттуда — домой.
Девочка была так мала ростом, что ей вовсе не нужно было нагибаться в подземных ходах, где люди отряда передвигались ползком. Однако от старших она переняла манеру ходить под землёй, низко согнувшись.
Она уверенно бежала в пятне тусклого света фонаря. Только один момент, там, где она пробегала, можно было видеть неровные стенки хода. Свод был такой же неровный. Местами он осел, и его подпирали бревна крепей. Иногда путь преграждали обвалы, и девочке приходилось перебираться через кучи земли.
Цзинь Фын уверенно выбирала повороты среди ответвлений, зиявших по обе стороны главного хода; она разбиралась в этом лабиринте так, как прохожие распознают переулки родного города.
Когда в лицо ей потянуло свежим воздухом, девочка замедлила шаг и прикрутила фитиль фонаря. Ещё через сотню шагов дышать стало совсем легко. Девочка увидела над головой светлые точки звёзд. Она задула фонарь и поставила его в нишу стены. Когда она осторожно приблизилась к выходу, часовой, лежавший на животе с автоматом в руках, посторонился. Она протянула ему ручонку, и он помог ей выбраться на поверхность. Оба молчали. Тут разговаривать не полагалось.
Скоро её маленькая тень слилась с темнотой, царившей в овраге, где находился один тайный выход из катакомб «красных кротов».