Связующие нити (СИ)

— Гретт, умоляю, не расстраивайся, — Трис взял меня за руку, — я был действительно обрадован, и сейчас я только на словах могу повторить это. Особенно меня удивило то, что ты не могла срисовать с фотографии — такой у меня просто нет, и я тебе не позировал, но ты так точно меня нарисовала, что я… глазам не поверил.

Я подозрительно сощурилась и схмурила брови.

— И цветом ты владеешь прекрасно!

Меня осенило как молнией:

— Ты видел свой портрет?!

Да, форматы работ были похожи, как я не подумала об этом сразу? Конечно, он решил, что это и есть подарок, — зачем же ещё мне хранить портрет Тристана в мастерской за грудой ученических планшетов? Как всё просто…

— Я рада, что тебе понравилось, — довольно и облегчённо произнесла я, и кивнула, — открывай.

— Ты не сердишься?

— Нет, что ты.

Тристан мне поверил, и, поставив подарок на колени, снял обёртку. Оказалось, что не с той стороны взялся, и ему открылась тыльная картонка, пришлось развернуть картину.

Улыбка с лица Триса исчезла мгновенно. Он застыл без движения на какое‑то время. Я вся собралась в комок, с трудом выдерживая его молчание, и выдавила из себя первое, что пришло в голову:

— Вот, а ты говорил, что чудес не бывает. После твоего звонка я смогла за три часа нарисовать тебе семейное фото и быстренько поставить на место портрета. Такие скорости, — это ли не чудо? Хотелось тебя впечатлить…

Губы Триса скривились в выражении насмешки, недоверия и чего‑то ещё, что помешало ему выразить это непринуждённо. Он негромко произнёс:

— Впечатлила.

— Я только не могу понять… тебе нравится?

Трис коснулся матового стекла пальцами, у крошечной нарисованной стрекозы.

— Как ты это сделала?

— Нарисовала.

— Нет, — он осторожно провёл, по дому, по одуванчикам, по фигурам себя и родителей, словно не верил зрению, — как ты смогла всё, все детали… такое живое.

Откуда же я это знала?

— Гретт, ты… — Тристан посмотрел на меня странно, сосредоточенно и в то же время как‑то мучительно. — Если бы ты сделала всё это после нашего разговора ночью, за три часа до моего возвращения, то это не было бы чудом. Чудо даже не сама работа, хотя от неё у меня всё переворачивается в душе. Чудо то, что ты начала рисовать её за много дней до того, как я сказал тебе о фотографиях.

— Полтора месяца… — ответила я.

И в этот же миг, по взгляду, поняла, что Тристан меня любит.

Если мы шли куда‑то вместе, то бывало по — разному, — или независимо друг от друга, или под руку, или он, идя совсем рядом, обнимал меня за плечо. Но сейчас, когда мы шли в агентство на работу, Трис держал меня за руку. Я отставала от него на полшага, Он смотрел вперёд, а я на него, и была опьянена своим знанием. Я чувствовала всей кожей, что он меня тоже любит, хоть и не заглядывала в глаза. Тристан держал меня за самые кончики пальцев, некрепко, иногда перебирая их своими пальцами, и легко поглаживая фаланги. Эта ласка не позволяла мне успокоиться, а он, кажется, даже её не осознавал. Мы молча шли по городу к Вишнёвому переулку, и хотя разговора не было, и Трис не смотрел на меня, я знала, что он как никогда со мной, а не далеко в мыслях. Я всё теперь понимала, — что он после пулиной "разоблачительной" речи испугался, что я, правда, полюбила кого‑то, он ревновал, — иначе бы не было тех слов в мастерской, и никому бы он меня не отдал. Я знала, что в каморке, с этим злосчастным рисунком… он думал обо мне, и не было ничего ужасней, чем подозрение, что эффект с посетителями сработал и на него, и я увидела его мысли. Я знала, что он меня любит. Знала. Знала. И ничто на свете не заставило бы меня усомниться в этом, потому что моя внутренняя женская, интуитивная сущность вопила об этой истине. Она вопила во всех клеточках, читая любовь Триса через лёгкие касания его пальцев, она танцевала у меня в груди, ударяя в сердце, как в барабан. Она пела и выла, поднимая меня от земли, и недоумевала только от одного — почему он меня ещё не целует?

Тристан не знал о моей взаимности. Или не был уверен так, как я. Или… или… мне было не важно. Для меня все признания уже свершились, и наша новая жизнь началась.

Мы пришли ровно к двенадцати, поднялись наверх, и у самой двери он меня задержал:

— Мой подарок не так значителен, как твой, Гретт. И я не вложил в него столько же труда и усилий, как ты, я должен даже сознаться, что попросил помощи у Зарины и Нила…

— Не сравнивай, это не имеет значения.

— Мне жаль, что я не смог сделать большего.

— Хватит говорить глупости, — я отодвинула его от двери и решительно вошла.

Весь мой стол и пол вокруг него был уставлен корзинами с синими ирисами, моими любимыми цветами. Их было больше сотни или даже двух, и я замерла перед ними в восторге, а все загалдели:

— Поздравляем — поздравляем!

— С ума сойти, Трис! — я обернулась к нему, не скрывая своей радости, — Это же море!

И, подойдя к столу, осторожно обняла сразу несколько букетов, окунувшись в красоту и аромат.

— Тебе мужа надо обнимать, — громко заметил Вельтон.

Я тут же вернулась к Трису, и под всеобщее одобрение, обняла его и поцеловала в щёку.

— Спасибо.