Взгляд натыкается на фото мамы. Она не знает, что ее снимают, склонилась над тортом по случаю моего дня рождения, украшает его сиреневой глазурью. Рядом на столе – двенадцать розово-белых витых свечек. Тогда мама, наверно, в последний раз была по-настоящему счастлива. Теперь они на вес золота – обычные мгновения, которые мы принимаем как должное. Мой последний торт. После того дня я их не выносила. Достаточно запаха бисквита «Виктория» в духовке, и я одним махом возвращаюсь в прошлое. Перевернутый стол. Серебристая надпись «С днем рождения», треснувшая под тяжелыми ботинками, крики, шок. Жизнь изодрана в клочья, как легкая сиреневая ткань, которой был накрыт стол, когда они ворвались и всему пришел конец.
Просматриваю переписку с Юэном и даже сейчас, в ретроспективе, не нахожу ничего подозрительного.
Он кажется нормальным. Обычным.
Я сунула телефон в карман, как будто спрятала секрет, снова избегая его вопроса. Я определенно не хотела ни на какое свидание, однако маленькая глупая частица меня была польщена вниманием. По следующему сообщению чувствуется, что Юэн уловил мою нерешительность.
Но испугало меня не то, какой он, а то, какая я.
Я повернула на безымянном пальце золотое кольцо. Может, мы с Мэттом легко сдались? Я чувствовала себя беспомощной, растерянной и отчаянно жаждала ясности. Если есть хоть малейший шанс спасти брак, разве не стоит попытаться?
Помню, совсем запутавшись, я прыгнула в машину и медленно поехала по городу, пробуксовывая на гололеде. Наш дом был погружен во тьму. Иней прочертил узоры на дорожке, снег припорошил пихты. Я резко постучала в парадную дверь, кляня себя за то, что не захватила ключ, а потом, шурша заиндевелой травой под ногами, направилась по газону к черному ходу. В темной кухне светились красным часы на духовке. Притопывая окоченевшими ногами, я позвонила Мэтту на мобильный.
– Алло!
По крайней мере, ответил на звонок.
– Надо поговорить, – выпалила я.
Изо рта в студеном воздухе поднимался пар.
– Неудачное время, Эли. У меня сейчас ужин сгорит.
– Ты готовишь? Дома?
– В микроволновке.
Солгал. Опять солгал.
– У тебя что-то важное?
Хотелось ответить: «Да, важное. Я – важна». Однако я ничего не сказала. Даже не попрощалась.
Подойдя к машине, обнаружила, что мистер Хендерсон льет на ветровое стекло теплую воду.
– Уже оледенело… Так и думал, что вы скоро вернетесь. Мэтта нет дома.
– Не знаете, где он?
– Нет, простите… – Мистер Хендерсон замялся, взвешивая, стоит ли продолжать. – Он редко здесь ночует.
Эта новость была как удар под дых. Я понятия не имела, где пропадает мой муж.
– Не говорите ему, пожалуйста, что я приезжала.
– Разумеется. – Мистер Хендерсон вытер влажную руку о вельветовые брюки. – Я умею хранить секреты.
Я чмокнула его в щеку и уехала. Мой дом в зеркале заднего вида становился все меньше, и когда темнота совершенно его поглотила, полились слезы. Я заглушила мотор, уронила голову на руль и дала волю горю и разочарованию. Когда эмоции схлынули, стянула с пальца обручальное кольцо, на котором была выгравирована незабвенная строка из «Филина и Киски»:
На что променял меня Мэтт?
Передумала отправлять. Послала совершенно другое. Другому.
Не знаю, согласилась ли я на свидание с Юэном из-за злости на Мэтта, одиночества, которое пульсировало в сердце, или оттого, что он искренне мне нравился. Сразу пришел ответ:
Шмыгая носом, я пошутила: