– Меньше, чем он…
Моя паника слегка утихает.
Бен с трудом садится, потом, шатаясь, встает, приваливается на меня и обхватывает для равновесия за шею.
– Идти можешь?
– Да, все нормально, – говорит он, хотя это, очевидно, не так.
Медленно бредем по переулку. У меня подкашиваются ноги, я стараюсь поддерживать брата и не думать о тех годах, когда могла запросто, одним махом подхватить его на руки, а он вцеплялся в меня как обезьянка. Боль стреляет от плеча в шею. Голень снова пульсирует – адреналин схлынул. У бара больше никто не курит; двое парней открывают дверь.
– Сейчас ширнемся и…
С языка у меня готов сорваться саркастический комментарий, но я стискиваю зубы. На эту ночь неприятностей хватит.
Устраиваю Бена на диване. Открываю кухонную дверь, чтобы взять миску с теплой водой, и Бренуэлл радостно тявкает. Иду в ванную, достаю бутылку антисептика и вату.
Брат бледный как мел. Очки перекошены, на белой рубашке кровь. Распухшая щека исцарапана крест-накрест, на лбу зреет синяк.
– Прости меня!
Опускаюсь рядом на колени и смачиваю вату. Осторожно прикладываю к ране.
– Ты не виновата. Жаль, я его упустил.
– Что произошло?
Мягко ощупываю рану. По-моему, чистая, грязи нет.
– Я погнался за ним, свернул в переулок, а там темно, не видно. Он бросился на меня и толкнул к стене. Наверно, я ударился головой, потому что больше ничего не помню.
– Надо отвезти тебя в больницу.
Откручиваю крышку антисептика; резкий запах щекочет ноздри. Прикладываю к ране, и Бен морщится.
– Жив буду… Помнишь, ты мазала мне колени в детстве?
– Ты без конца их разбивал.
Подступают слезы.
– Если с тобой что-то случится, Бен…
– Ничего со мной не случится. А вот ты меня беспокоишь, Кошечка. По-моему, надо сообщить в полицию.
Я выпрямляюсь, бросаю вату на пол и отпихиваю Бренуэлла, который ее обнюхивает.
– Ты его рассмотрел?
– Нет, лица совсем не видел. Но надо рассказать про субботу. Даже если ты ничего не помнишь, хотя бы останется запись, что мы к ним обращались.
– Ты прекрасно знаешь, почему я не хочу идти в полицию.
– Сейчас все по-другому. Прошу тебя, Эли! Что, если он снова придет, а меня не будет рядом?
Закусываю нижнюю губу, взвешивая варианты. Перчатки. Кровь.
– Принесу телефон, – говорю я.
Мобильный заряжается на кухне. Вынимаю его из розетки, нажимаю «разблокировать» и вижу сообщение с незнакомого номера.
Сначала я не понимаю. Что увидит? Телефон снова пикает – еще одно сообщение, на сей раз видео. Открываю, и сердце екает. Съемка темная и нечеткая, но, без сомнения, сделана в гостиной. Единственный источник света – чайные свечи. Судя по ракурсу, снимали от телевизора: пастельно-розовые обои с серо-голубыми птицами, безликие ангелы, книжный шкаф, на котором стоит моя розовая коробка в цветочек… Но я едва замечаю все эти подробности. Мой взгляд прикован ко мне. Я двигаю бедрами спиной к камере, светлые волосы рассыпались по голой спине; зеленое платье, в котором я была в ту субботу, снято до пояса. Кончики грудей прыгают вверх-вниз. Подо мной голые мужские ноги, брюки спущены ниже колена, руки обхватывают талию, со всей силы прижимают к себе. Он смотрит прямо в камеру, но его лицо в тени. Хотя я бы все равно не узнала. Нельзя никому это показывать. Наверно, снято в прошлую субботу, но я ничего не помню. Не заметно, чтобы я протестовала, и все-таки я не пошла бы на секс с практически незнакомым человеком, просто не согласилась бы. Чувствую себя испачканной, изнасилованной. Ужасно стыдно. Телефон снова пикает. Те же три слова.
Желчь, теплая и кислая, поднимается по горлу в рот. Корчусь над раковиной. Лимонная курица идет обратно. Меня сняли, когда я занималась сексом! Что, если Бен увидит? Или Мэтт? Что, если выложат в сеть? Меня рвет и рвет, пока в животе не остается ничего, кроме ярости.
Как он смеет мне угрожать, шантажировать, впутывать Бена! Как он смеет, урод!
Опять сообщение.
Я не могу пойти в полицию, не могу. Но завтра я выясню, кто такой Юэн и что ему надо. Даже если он меня убьет.
Вспоминаю видео.
Даже если я его убью.
Суббота
Глава 22