Свидание

«Я — не педант и чувствую: то, что захочу передать меньшему собрату, будет принято искренно. Мужик чувствует, что я люблю его. Пусть он примет мое учение на веру. Такая вера — дело доброе. Отсталых надо подогнать. А чтобы подогнать, подравнять их с нами, нечего ждать их собственного желания или согласия. Этого бог знает когда еще дождешься. Когда еще они вдумаются в жизнь — в жизнь, которая еще не начиналась? Нет, нет, скорее за дело! Пусть принимают нас на веру! Иначе мы еще ничего во сто лет не дождемся. Мало у нас таких столетий назади!..»

«Оглянувшись на эти столетия и на всю работу, вернее кашу, которую они изволили нам наготовить, я вижу, что мне и ничем другим быть нельзя, как тем, что я в настоящую минуту. Я весь на поисках».

«Чем же быть другим? После широкой, капризнейшей жизни я вдруг сосредоточился. Много лет проверял я себя и то, что видел. Теперь подошла пора. Буквально надо броситься на все стороны, поспевать везде. Где сильнее выступила порча, где обозначились свежие, неожиданные ростки… все надо доглядеть и караулить будущее… Работа и работа!»

«И какое разнообразное время! И какие диковинные столкновения понятий, интересов, привычек, вкусов, старого и нового, безобразного и изящного, умного и глупого, безграмотного и просвещенного на каждой пяди земли нашего милого отечества!»

«Да вот — не дальше как на расстоянии двух шагов — я обсуждаю мировые вопросы, а моя хозяйка ломает голову, какую патоку купить на варенье. Финансы России и патока — не вся ли тут наша Русь?»

«Уморительный народ, однако! Так смиренно выглядывает он на вас из-за своих старосветских помещичьих пелен, что, когда вы принимаетесь за указку или ферулу[53], вами овладевает не строгость, а умиление».

«Мелкопоместная жизнь копошится вокруг меня, и от глаз моих не ускользает ни одна ее черта. От села, где я живу, губернский город в двадцати верстах. Замечаю, что близость его занесла порчу в склад деревенского помещичьего быта. Нет в нем, так сказать, той чистоты невежества, которая встречается в степи; здесь на нее наведен лоск рукою бесталанного провинциального подмастерья».

«Но порча ли, посмотрим. Я ищу, вглядываюсь и не знаю… Вот юная деревенская девица носит на голове какую-то гарибальдийку, купленную у казанской иностранной магазинщицы Мухиной. Мода. Русская коса вдоль плеч была бы, конечно, приличнее. Но, может быть, нося гарибальдийку, девица как-нибудь узнает, что такое Гарибальди».

«…Положительно можно сказать, что село убьет город. «Cecituera celà»[54]. Я напророчил это сегодня моему управляющему и мужикам, с которыми толкую по десяти часов в сутки. Они понимают мало, но здравый смысл — удивительный. Стоит только поокрепнуть новым учреждениям, и тогда мы увидим… Но мы — не трусы, и ничего я так не жажду, как видеть на моем веку то, что называется виды… Впрочем, говорить об этом еще рано…»

«Пора убедиться, однако, что мы — старший люд, аристократы обветшалые — мы неживучи. Непременно скоро умрем. Говорю прямо: высшему обществу не должно жить. Такое время: на нас не мода, а если бы и была — поддерживать нелепую моду разорительно. Мы — прокутившиеся и с каким-то наслаждением любим задолжать и бросить копейку, когда она последняя. Что нам не жить — свидетельством тому наши барские усадьбы, моя родная усадьба. Запустелые, обветшалые, сто раз обреченные аукциону, наши барские хоромы напоминают мне других мертвецов — барские замки на высотах по Рейну. Жизнь оттуда сползла в города и села. И мы, если хотим жить, должны сползти, хотя не в столь живописные местности. Мы променяем барские хоромы на полумещанские покойцы. Ну, тогда и проживем, только уже не будем баричами».

«Вот эта мелюзга мелкопоместная, та будет живуча. Все ее — впереди, да так и должно по закону справедливости. О крестьянах я уже не говорю. Странно только: ни те, ни другие не чуют своего будущего первенства. Надо толкать, чтобы они поняли, и я готов помочь им».

«…Ввиду близкой смерти одних, возрождения других, мыслитель останавливается пораженный и думает: «Как руководить неопытных, чем руководиться?»

«Дайте мне средний вывод из каждого явления жизни, дайте мне среднее мнение между двумя крайними мнениями. Я ищу его и доищусь, если уже не ощупываю. Вот чем я и доволен собою».

«Поиски и поиски — подвиг высокий. Блажен, кто на него потратит все свои силы…»

«…Не смейся; сейчас мне в голову пришло одно очень прозаическое обстоятельство, и пришло потому, что оно в связи с моими поисками. Верно, если вы, друзья мои, обернетесь на себя, у вас найдутся такие же обстоятельства, и погордимся ими вместе, потому что они достойны гордости. Рассуждая, я наткнулся на один вопрос: «Куда я израсходовал мою тверскую деревню?»

«Эту маленькую часть родового имения я давно продал, и от суммы давно нет ничего. Я думал, думал и, наконец, успокоился. Деревня вся ушла в те годы, когда я, как труженик, сидел в Гейдельберге и потом, когда я бросился искать сближения с нашими великими учителями и страдальцами. Деревня растаяла на поисках общественной пользы…»