Свидание

Странное и сложное было для нее чувство этой утраты. Она и сама сознавала, что ничего не знает о Вовке, кто он и что, даже поговорить с ним подробно не удалось. Ну, рисовал, ну, не кидался в девчонок снежками. Ну и что?.. И все же какой-то сдвиг произошел в ее голове. Она все еще не могла забыть тот солнечный день, когда пели синицы и когда души ее коснулся первый восторг. Вовка, хоть и сидел тогда спиной к ней, был причастен к этому озарению, и его молчаливая сдержанность к ее присутствию выглядела как братская доверчивость. Может быть, поэтому, когда он умер, ей стало вдруг чего-то недоставать. Она и сама не могла бы отчетливо сказать — чего именно. Просто новая тайна вошла в ее сердце. Был — и умер. В парке теперь она никогда больше не увидит нахохлившуюся мальчишескую фигуру с кисточкой в руках. Будут полыхать солнечные пятна на стволах деревьев, которые он рисовал, будут чирикать синицы и ветры наметать новые сугробы, а Вовки уж никогда теперь не будет.

Наверное, в те дни Зоя впервые подумала о том, что в жизни много необъяснимых странностей. Почему молодой умирает? Не на войне, не в бою. Почему существуют болезни, от которых нельзя излечить? Почему одному хорошо, а другому плохо? Тогда же ей показалось, что взрослые часто обходят эти вопросы или же просто недосказывают чего-то, не хотят говорить. Вопросы, вопросы…

— Ну ты подумай, Полина! — возмущалась соседка. — Ходила за этим местом в банке целый год. Все бумаги заполнила, и обещали мне: будешь у нас курьером. Я же тебе говорила: через день работа, и от дома недалеко. А вот тебе суприз — взяли там какую-то, пристроили.

— А ты бы к начальнику, — сказала возмущенно мать. — Что же, мол, вы хулиганничаете!

— Говорила. Что толку. Сожалеем, отвечают, и вообще гарантий не давали. Так и утерлась. Невезучая я, Полина, невезучая…

«Что значит везучая и невезучая? — думала Зоя, склонившись над своими тетрадками. — Откуда это начинается — с цвета волос и глаз, с того дня, как родился? Или это встречается потом в жизни? Один нашел, а другой нет. Почему?»

В декабре Вовка ходил со своими красками в парк. И в январе тоже. А в апреле умер. Почему?

— Весна, доченька, — объяснила дворничиха. — Весной люди чаще болеют. Земля отходит, и почки отрыгаются, всякое растение, березы. Зимой они умирали, а сейчас начинают жить. И какая болезнь была у человека и спала, тоже весной просыпается, и особенно в эту пору…

«Почему весной? — думала Зоя. — Ведь весной так хорошо. Все зеленеет, цветет, и солнце такое теплое. Птицы прилетают… Почему же люди так любят весну?.. Может, не знают…»

Испортилась колонка на улице. За водой теперь надо ходить целый квартал. Мать по этому поводу сказала:

— Вот речка никогда не ломается, бери, черпай. Течет себе…

«Действительно, даже подумать смешно, что Волга вдруг поломается. Что перестанут ходить пароходы и шнырять у берега байдарки. Сколько лет, а она все течет и течет. А если вдруг поломается — что тогда? Представить бы на минуточку, как будет все это выглядеть. Да нет, невозможно… Колонку сломанную легко можно представить, трамвай, бывает, сойдет с рельсов, вот еще когда в бане котел испортится и люди сидят намыленные, поджидая горячую воду… А Волгу, как ни воображай, — нельзя. Ерунда получится…»

— Труд сделал меня как человека, — говорил, подглядывая в бумажку, пожилой коренастый человек с седыми волосами ежиком на школьном вечере. И читал дальше по той же бумажке, как он бессменно сорок лет работал слесарем на моторном заводе, как полюбил железо и свои инструменты, которыми мог из железа сделать все что угодно.

— Во, сила! — бросал кто-то из мальчишек.

— Тихо! Тихо! — шипела Маня Мокрова, сверля ребят своими печальными глазами.

— Труд сделал меня счастливым, — продолжал слесарь с сорокалетним стажем, переворачивая бумажку и пружиня и без того морщинистый лоб. — Тут наш всеобщий закон: если трудишься, значит, будешь счастливым…

И тогда Зоя подумала про пенсионерку Рябинину, которая жила на втором этаже. Как она год назад ходила в своем цветастом халате по огороду во дворе и, склонившись над грядкой, где росли ее флоксы, напыщенно восклицала: «Это же мое счастье, мое счастье!» А недавно Рябинина вышла замуж. То есть она и раньше была замужем, но мужья ее умирали. Теперь она еще раз вышла, попался такой же пенсионер, как и она. Зое трудно было представить Рябинину невестой, хотя та изо всей мочи старалась сделаться помоложе: покрасила редкие седые волосы в рыжий цвет, нахально пудрилась, подводила губы малиновой краской, а вместо просторных туфель на толстой подошве стала носить замшевые на высоком каблуке, отчего ноги ее при ходьбе неуклюже подгибались, и казалось, вот-вот подкосятся совсем, и тогда она рухнет на землю. Зоиной матери Рябинина рассказывала про свою жизнь с новым мужем: