Графиня Элизабет Дьендеш рассмеялась, показав жемчужные зубки, и легко отправила в рот при помощи палочек кусок мяса из своей пиалы, которую держала во второй руке. Она ела лягушачьи лапки «Тхе пан», маринованные в шанхайских специях и устричном соусе, с грибами Чен-Чу.
– Мои родители жили в Индокитае, мой милый Пяст, я там и выросла…
Графиню Элизабет-Коломбину Дьендеш де Кавай – так полностью звучало ее имя – Алесь Радзивилл встретил сам, совершенно случайно. Он заглянул на одну из вечеринок высшего парижского света, куда его пригласил Аристид Неро. Но в тот момент Неро вызвали в Елисейский дворец (там проходило какое-то срочное заседание верхушки МВД, решался вопрос об освобождении французских заложников где-то в Африке), и молодой аристократ остался без своего любовника. Впрочем, определенный интерес у него был: вечеринка являлась одним из тех образцов безудержного, рафинированного разврата, который процветал в строго определенных кругах и в том кругу, вход в который обеспечивал даже не толстый кошелек, а принадлежность к тайному миру сексуальных меньшинств. Происходило это все в пригороде Мант-ла-Жоли, где Сена рвется своими водами в Нормандию. Поговаривали, что именно тут располагалось убежище зловещего маркиза де Сада, когда его удалили из Парижа. Так это или нет, но в огромных залах второго этажа виллы, под светом старинных, потемневших от времени бронзовых люстр, в отблесках больших каминов танцевали люди. Мужчины – в коротких юбках и чулках. Дамам позволялось быть нагишом, только в туфлях и меховых боа; блики играли на обнаженных телах, на масках, которые тут были обязательным условием. Между музыкальными паузами слышались неразличимый шепот, приглушенные стоны, шуршание ног в чулках о паркет и стук каблуков. Некоторые, присев на кожаные диваны за угловыми столиками, бесстыдно мастурбировали, не выдерживая напряжения страсти. Пахло тонкими дорогими духами, потом и спермой, как в дешевом салоне пип-шоу. Но публика, очевидно, хотела именно этой одуряющей смеси сексуальных, утонченных и грубых, скотских запахов, в которых могла покачиваться на танцполе или играть в азартные игры у столиков по углам залов. Отсюда же вели занавешенные портьерами, лишенные какого-либо света входы в «комнаты тишины», где можно было стонать, терзая друг друга в объятиях, отдаваясь яростной похоти, и наконец снять с лица маску. Кто-то приходил сюда в поисках наслаждений на одну ночь и приключений, кто-то – поиграть в карты, шалея от риска и похоти, а кто-то просто мечтал искупаться в атмосфере греха, разлитого тут густо, как патока.
Радзивилл догадывался, что ему предстоит увидеть, и поэтому ничему не удивлялся. Хороших тел оказалось мало. Преобладали либо тронутые старостью и ожирением туши записных гомиков, либо безвкусные, прошедшие сотню фитнес-салонов тела мужчин-проституток. Женщины Алеся интересовали еще меньше: за силиконовыми грудями угадывались банальные мегеры, а от банальности тот всегда бежал. Обратила внимание на себя только одна дама – черноволосая, белотелая, миниатюрная, но грациозная. Она была обнажена, но бедра скрывала ювелирная фигурная копия «пояса верности» из старинного серебра. Ноги ее были босы, и эти босые ступни она бесстрашно переставляла между хищных шпилек остальных танцующих, не боясь, что их раздавят стальной иглой. Радзивилл с интересом взглянул на эту женщину, потом потерял из виду, потом забыл. Он выпил пару бокалов хорошего шампанского и покинул вечеринку, вход на которую стоил пять тысяч евро. Выход же был свободным. После кабинки для переодевания гости могли покинуть виллу через один из восьми выходов на каждую сторону света.
Это был тот редкий случай, когда Радзивилл сам садился за руль своего бирюзового «Ягуара», в остальных случаях суету вождения Алесь ненавидел. Но сюда не принято было брать шоферов, поэтому автомобиль неторопливо поехал по сумрачным аллеям, освещенным лишь скрытыми в густой листве светящимися шариками. И через несколько минут, почти уже на выезде из парка, у тротуара прилегающей улицы он увидел роскошный Aston Martin DB8 Collection Edition, модификации Smoking Room Car (об этом говорила сверкнувшая в свете фар эмблема в виде курительной трубки на багажнике серебристого автомобиля). Форсированный двигатель, два кондиционера в салоне, сандаловое дерево приборной панели, платиновые пепельницы и ручки дверей – всего плюс сто сорок тысяч фунтов к базовой стоимости модели. Машина стояла у тротуара с зажженными рубинами габаритных огней, и было видно, как она слегка просела на правый край.