Я огляделась по сторонам. Ноги дяди Гоши торчат из-под ремонтируемого «Москвича». Жирный Васька с раздувшимся от еды животом принимает солнечные ванны на багажнике. Кажется, меня никто не видит… И все-таки стоять и ждать возле Максимовой калитки показалось мне глупым и унизительным: не ровен час, опять возникнет Катька и начнет дразниться. Лучше отойти и сесть на бревна: сделаю вид, что просто провожу время в излюбленном месте здешней молодежи.
Макс вернулся через две минуты и подсел ко мне. Морду и веревку в его руках заменили лист и ручка.
– Прочитай, Надь. Ты это подпишешь?
Подписать? Это что, долговое обязательство? Я развернула бумажку, зажала ее так, чтобы не трепал ветер, и прочитала:
– Это ты сочинил?
– Ну да, я. А чего тут такого?
– Умно так, по-взрослому… Складно…
Максим усмехнулся:
– А то! Могем! Ты подпишешь?
Под документом уже стояло несколько закорючек и неизвестных мне фамилий напротив них. Интересно, кто это подписал? Может быть, Катькины родители? Или Валькины? Некоторых людей, например Елкиных, в нашем саду иначе как по фамилии никто не называет. Других кличут по имени. Третьих только по отчеству. К четвертым намертво прицепляется кличка. В трех последних случаях годами возделывающие свои плантации бок о бок, люди порой так и не узнают фамилий друг друга.
– Подписать? Ты что, серьезно? – Я ждала от Макса чего угодно, только не приглашения подписать политическую петицию. – Но мне нет восемнадцати!
– Да ну, какая разница! Думаешь, председатель доискиваться будет, кому из подписавших сколько лет? Его главное числом поразить!
Я замешкалась.
– Ну что, Надька? Подписывай! Площадку, что ль, не хочешь?
Нет, площадку я хотела. Да и никаких причин отказываться от подписи не могла отыскать, хотя напряглась почему-то: наверное, от неожиданности. Кто же думал, что глупый Максим способен заниматься столь серьезными вещами?
Моя коленка была слишком мягкой, бревна слишком круглыми, а земля слишком сыпучей, поэтому бумажку прижали к железному погребу Петровича, и я накалякала на ней свою фамилию (подпись), а потом еще раз свою фамилию (расшифровку подписи).
Сразу вслед за этим произошло нечто ужасное.
Макс вытащил из кармана две бумажки: признание в любви и приглашение на свидание. Взглянул на одну, потом на другую. Внимательно всмотрелся в образец моего почерка под псевдообращением. Наконец заглянул мне в глаза и сказал:
– Извини, Надь, что я так, обманом, твой почерк узнал. По-другому не смог бы. Теперь вот спросить хочу…
– Это не я! – неожиданно и как-то самопроизвольно вырвалось из моих уст.
– Что – не ты?
– Не я это написала!
– Не ты?
– Ты же должен понимать, Макс! Мы с тобой серьезные люди! Все ведь очевидно!
– Подожди, Надь… Ты так быстро, я не успеваю… Что тут очевидно-то?
– Очевидно, что это подделка! Ты разве не видишь? – Мой язык работал быстрее, чем голова. – Ведь ясно, что я не могла написать ничего подобного!
– Подобного чему? – На лице Максима промелькнуло нечто, похожее на усмешку. – Откуда ты знаешь, что в этих записках? Я же еще не давал тебе их читать! Только, можно сказать, перед носом помахал. А ты, получается, уже в курсе, что там написано?
Я снова не растерялась:
– Какая мне разница, что там написано?! Вижу, что почерк сличаешь. А я-то тебе ничего не писала! На что ты мне сдался?!
Стоп. Последняя фраза, кажется, прозвучала слушком грубо. А вдруг Макс обидится? Обидится и больше не будет со мной разговаривать… Снова стоп! Я что, собираюсь дружить с ним, с Самым-Глупым-Мальчишкой-Из-Нашего-Поселка? Да на что он мне сдался, действительно!? Ох… Ну и вляпалась я в ситуацию!
Тем временем Максим вытащил из кармана спрятанные было «улики», спокойно развернул их и дал мне: