…В Диаспаре никто никогда не спешил, и даже Олвин редко нарушал это правило. Он тщательно осмысливал свою проблему на протяжении нескольких недель и тратил бездну времени в поисках ранних записей, в Памяти города.
Их обнаружилось совсем немного. Было принято считать, хотя и никто не знал — почему, что где-то в промежутке между появлением Пришельцев и основанием Диаспара все воспоминания о тех примитивных временах были утрачены. Стирание общественной памяти было настолько полным, что невозможно было поверить, будто такое могло произойти благодаря какой-то случайности. Все, что было до Диаспара, называлось просто — Века Рассвета. В этой непостижимой временной пропасти буквально бок о бок существовали первобытные люди, только-только начавшие пользоваться огнем, и те, кто впервые высвободил атомную энергию; тот, кто первым выжег, выдолбил каноэ, воспользовавшись цельным стволом дерева, и тот, кто первым же устремился к звездам…
…Эту прогулку Олвин вознамерился было совершить, как и прежде, в одиночестве, однако уединиться в Диаспаре можно было далеко не всегда. Едва он вышел из комнаты, как встретил Алистру. В первое мгновение Олвин испытал раздражение — встреча напомнила ему о страстях, которые его больше не испепеляли. Но почти тотчас раздражение бесследно исчезло. Не существовало ровно никаких причин, по которым Алистра не должна была бы идти с ним, коли уж ей так этого хотелось.
Пока экспресс-тротуар выносил их за пределы наполненного людьми центра города, Алистра — что было как-то необычно — не задавала никаких вопросов. Вместе они добрались до центральной, самой скоростной линии, не удосужившись и взгляда бросить на чудеса, расстилавшиеся у них под ногами. Инженер мира древности сошел бы с ума, пытаясь, к примеру, уразуметь, каким образом покрытие тротуара может быть неподвижно по краям, а ближе к середине двигаться со все увеличивающейся скоростью. Но для Олвина и Алистры существование вещества, обладающего свойствами твердого тела в одном направлении и жидкости — в другом, казалось совершенно естественным.
По мере того, как молодые люди выбрались из центра города к его окраине, число встречных на улице мало-помалу уменьшалось, и, когда тротуар плавно остановился у очень длинной платформы, сложенной из яркого мрамора, вокруг уже не было ни одной живой души. Они пересекли застывший водоворот, в котором очень уж странная субстракция струящегося тротуара возвращалась к истоку, и остановились перед стеной, пронизанной порталами ярко освещенных туннелей. Олвин без колебаний выбрал один из них и вступил в него. Алистра следовала за ним по пятам. Перистальтическое поле тотчас подхватило их и понесло, а они, откинувшись ни на что, — удобно полулежали и разглядывали окружающее.
Просто не верилось, что туннель этот проложен где-то в глубочайших недрах города. Искусство, пользовавшееся всем Диаспаром как одним огромным холстом, проникло и сюда, и им казалось, что небо над ними распахнуто навстречу райским ароматным и свежим ветрам.
Вскоре невидимая сила мягко опустила их на пол огромного эллиптического зала, по всему периметру которого шли окна. Через них молодые люди могли охватить взором невыразимо манящий пейзаж — сады, горящие ярким, с просверками, пламенем цветов. Да, в Диаспаре были и сады — хотя бы вот эти, но они существовали только в воображении художника, который их создал. Вне всякого сомнения, таких цветов в природе не существовало;..
— Нам дальше, — проговорил наконец Олвин — Ведь это только начало… — Он прошел через одно из окон, и… иллюзия разрушилась. За пропустившим его стеклом не было никакого сада — только круговой проход, круто загибающийся кверху. Олвин все еще видел Алистру в нескольких шагах от себя, но знал, что для нее он уже невидим. Алистра, однако, не заставила себя ждать.
Пол медленно пополз вперед, словно бы в рабской готовности доставить их к цели путешествия. Они сделали по нему несколько шагов, но скорость пола стала столь большой, что уже не было никакой необходимости шагать еще и самим.
Проход все так же поднимался вверх и через сотню футов шел уже совершенно под прямым углом к первоначальному своему положению. Но постичь эту перемену можно было лишь логикой, чувства говорили, что движение происходит по безупречной горизонтали. Тот факт, что на самом деле они двигались вверх по стенке вертикальной шахты глубиной в несколько тысяч футов, совершенно ничем не тревожил этих молодых людей: отказ гравикомпенсаторного поля был немыслим.