Свидание с развратным фавном

– Ага, сейчас! Эй, куда ты за пазуху-то лезешь? Руки убери! Прям, маньяк какой-то! – Серафима быстренько надавала Сене по рукам и даже от злости пнула его в ногу.

Тот вспылил:

– А чего я такого сделал-то? За па-а-азуху… Да мне твоя пазуха… У Ваньки Федорова и то больше! Давай, говорю, документы, а то никуда не повезу!

– Так ты меня в машину посади сначала, чего ж мы на улице бумагами трясти будем? – прикрикнула Серафима и дернула дверцу.

В машине она честно отделила половину документов Шишову, половину оставила себе. И только после этого настырный водитель тронулся. Шишов принципиально не желал разговаривать с Кукуевой, отчего у той открылась словесная диарея. Она размышляла вслух и разбрасывалась версиями.

– Странно, однако, получается… Куда, интересно, спряталась наша Верочка, а? Ведь не думаешь же ты, Шишов, что она и правда валяется в больнице? Тогда бы попросила прийти, принести ей зубную щетку. Ведь не за границей же она, в самом деле. Нет, Верочку надо обязательно найти и вытрясти из нее все сведения. Шишов, можешь не молчать, трясти Верочку все равно тебе придется. И вообще – у меня теперь образовалось три подозреваемых… Трое человек могли убить Костеренко с его сыном, и они все еще находятся на свободе.

– Откуда ж три?! – не выдержал Шишов.

– А сколько? Первая – это Верочка. Темная дамочка. Чего-то прыгает, порчу снимает, а потом и вовсе испортилась – взяла и потерялась. Зачем? И, между прочим, заметь, Шишов, – потерялась именно после того, как я созналась, что мы детективы.

Шишов так задумался, что даже остановил машину.

– Продолжай, продолжай… А кто второй?

– Вторая – это Милочка.

Шишов снова тронул педаль газа.

– Он еще не верит! – дернулась Серафима. – А я, например, сразу насторожилась – девчонку-то в закрытом гробу хоронили. И опознавала мать Милу только по плащу да по остальным вещам. А в свои вещи кого угодно нарядить можно. И Вера мне говорила, что теперь Милочка наповадилась ее навещать. Это она сказала, когда еще не знала, что мы детективы. И вообще – книжки надо читать! Там, между прочим, частенько кто-то специально умирает, чтобы потом незаметно остальных в гроб вогнать. А чего, умненько придумано – ходи себе, круши всех, все равно на тебя не подумают. Да только я взяла и подумала!

– Дура потому что, – буркнул себе под нос Шишов и стал слушать дальше еще внимательнее.

– А третья претендентка на роль преступницы, это… Догадайся, ну… – лукаво заиграла Кукуева глазами.

– Ты? – недолго думал Шишов.

Улыбка с лица Серафимы сползла вниз, лицо вытянулось, а подбородок обиженно взлетел вверх.

– Извозчик! Остановите, мне здесь выходить! – по-царски похлопала она Сеню по плечу на самой середине дороги.

Тот так резко тормознул, что она впечаталась в стекло.

– Ты что, с ума съехала? Я ж тебя на Тельмана брал! Серафима, так ты не сказала, третья-то кто?

Всплеск кукуевской обиды прошел для Шишова незамеченным.

– Ой, господи, с кем приходится работать… – в который раз вздохнула Серафима и объяснила, как трехлетнему малышу: – А третья кандидатура – сама Алиса Гавриловна. Понял?

– Нет, не понял. Зачем ты ее-то приплела, она и так судьбой обижена – мужа потеряла, сына тоже… Жестокая ты баба, Кукуева, – не одобрил версию Семен. – Вот я б на тебя посмотрел, когда б ты свое дитя сначала в животе носила, потом кормила, поила, а потом взяла и саморучно в могилу отправила! Ты не подумала – а вдруг у нее все надежды вместе с родственниками померли? Она ж наверняка на старость свою рассчитывала, что сын ее кормить, содержать будет!

Серафиме стало стыдно. И как в самом деле такая мысль проникла в ее светлую голову?

– А потому что… Я, может быть, тоже о ней подумала! – яростно оправдывалась она. – Потому что… а вдруг она узнала про Милочку? Поэтому взяла и… ну, в порыве ревности долбанула любимого супруга?

За недостойные версии Шишов теперь разговаривал с Серафимой только через стиснутые зубы и злобно шипя.

– Если бы она в порыве ревности, тогда бы это где-нибудь в кровати случилось, если бы застала их в неприличном ракурсе. А он под кустом валялся. Пьяный, ты сама знаешь. И ни на что не способный. Чего ж она, дура совсем, ни с того ни с сего любимого мужа по голове долбить? А сына, по-твоему, тоже из ревности?

Серафима насупилась и только старательно вытягивала нитку из чехла на своем сиденье.

– Чего молчишь, позорище мое?

– А того! Сын ей вовсе и не надежда был. Наркоман он был.

– И что? – прищурился Шишов. – Теперь и вовсе никого не осталось. Сиди уж, недотепа…

Расстались напарники друг другом очень недовольные. По-хорошему, надо было уже укладываться спать – завтра начиналась смена, а времени натикало изрядно, однако Серафима решила основательно утереть нос противному Шишову и разложила документы. Ничего особенного. Какие-то счета за свет, за квартиру, рецепт пирожного «картошка», переписанные красивым почерком песни давних лет, еще какие-то ненужные бумажки… Только и удалось выяснить, что Верочка имела красивое имя – Вероника Михайловна Звонцова.