Олег затравленно кивнул, встал, уронив табуретку, бережно поднял ее, зачем-то задвинул под стол и протиснулся между косяком и Татьяной, стараясь не задеть ее даже краем одежды. Вскоре в ванной зашумела вода. Татьяна прошла в комнату и в ужасе принялась решать следующий вопрос, вставший перед ней во всей своей огромности: что делать с диваном? Он очень маленький и узкий. Разобрать или не надо? Пожалуй, лучше все-таки разобрать, потому что… Не на полу же… На нем всюду Жертвина шерсть… Убирай не убирай, эта кошка страшно линяет…
Татьяна махнула рукой, сняла покрывало с жар-птицами и раскинула диван на полкомнаты. Так… Белье стелить или нет? Если постелить, то прямо как в борделе… А если не стелить, то совсем уж как-то голо и убого… Подумает еще, что ей чистого белья жалко. Татьяна вздохнула и достала из шкафа новый, ни разу не надеванный комплект небесно-голубого цвета с синими стрелками и принялась переодевать свои подушки. Потом она постелила простыню и опять задумалась. А одеяло? Нужно ли им одеяло? Они же не станут спать… Еще и семи нет… Но если без одеяла, то очень уж демонстративно… Пожалуй, лучше с одеялом…
Она как раз успела нарядить в новый пододеяльник одеяло, когда щелкнула задвижка ванной комнаты. Татьяна похолодела. Дура! Возилась с постелью! Лучше бы переоделась во что-нибудь свежее и в то, что снимать легче… Теперь уж поздно…
В комнату осторожно вошел Олег. На щеках его блестело несколько капель воды, но одет он был тоже в полный рабочий комплект: джемпер, джинсы и рубашка, застегнутая до самого горла. Татьяна почувствовала, как мучительно краснеет. Может, он вообще хотел уйти домой, а она зачем-то заставила его вымыться, а теперь торчит тут при своем одеяле в синих стрелках… Ей захотелось плакать. Как это у людей все так ловко получается? Симона наверняка не испытывала никаких неудобств, когда решила переспать с Фенстером. Какое ужасное слово – переспать… А есть два, которые еще хуже: заняться любовью. Она не хочет заниматься любовью! Она хочет любить его! Пусть он побудет ее мужем на час, на два, на сколько его хватит…
Татьяна посмотрела в глаза Олегу таким горьким взглядом, что он решился, подошел к ней, обнял и опять сказал свое ласковое: «Танечка». И она, всхлипнув, бросилась к нему на шею и сама стала целовать его лицо, куда придется: в нос, в глаз, в подбородок. Она возьмет от сегодняшнего вечера все, а потом пусть будет то, что будет! Олег страстно откликнулся. Когда их губы изнемогли от поцелуев, он опять потянулся к блузке и довольно ловко с ней справился. С бюстгальтером он тоже явно умел обращаться. Олеговы пальцы наконец-то добрались до Татьяниной груди. А дальше все пошло наперекосяк. Они с Дунаевым опять очень проигрывали по сравнению с любовниками из какого-нибудь кинофильма. У тех одежда падала на пол осенними листьями, как только что рухнул на одеяло Татьянин бюстгальтер. У Олега с Татьяной все остальные составляющие гардероба снимались чуть ли не со скрежетом зубовным. Если бы кинокамера показала, как Олег мучился с заедающей «молнией» Татьяниных джинсов, то зрители, несомненно, приняли бы их любовную драму за комедию. Татьяна уже решилась разрезать джинсы ножницами, когда «молния» наконец расстегнулась. А дальше надо было раздеваться Олегу, и все опять превратилось в такую комедию положений, что Голливуд отдыхает! О, где вы, рекламные мачо, одним рывком сдирающие с себя одежду?! Дунаевский ремень никак не желал вытаскивать из дырочек два своих острых жала. Олегу пришлось признаться, что ремень еще новый и потому совершенно не разработался. Потом он никак не мог решить, что лучше снять сначала: джинсы, поскольку ремень уже все равно расстегнут, или джемпер, так как мужчина очень глупо выглядит в джемпере с торчащей из-под него рубашкой и без штанов. В конце концов джемпер перевесил. Олег стянул его вместе с рубашкой и оказался в трогательной белой маечке. Ау, рекламные мачо, презирающие утеплительное нижнее белье! Привет тебе, Марк Рудельсон, имеющий под шелковой рубашкой одно лишь голое сильное тело!