Свидание в Санкт-Петербурге

Саша умел слушать дельные советы, он вскочил на лошадь и сразу же пустил ее галопом. Прежде чем сесть на козлы, Гаврила заботливо подсунул под голову Никиты свернутую валиком бекешу. Раненый полулежал на заднем сиденье, дыхание его было тяжелым, свистящим, грудь высоко поднималась и вдруг опадала почти беззвучно, вызывая безотчетный страх, что вздох этот будет последним.

— Ничего… Честь барину спасли, спасем и жизнь! — высокопарно сказал Гаврила и всхлипнул обиженно, как дитя малое.

Что он мог знать, убогий лекарь? Чужих врачевал и не без пользы, а когда своего коснулось, то разум мутится. А что касаемо утверждения, мол, не смертельно, то это не более чем заговорные слова, чтоб беса отпугнуть.

Карета двинулась по дорожке парка, набирая скорость, и вот она уже летит по тракту, и — о, чудо! — то ли благодаря умению кучера, то ли провидению, но ее почти не трясет.

Мария сидела напротив Никиты и неотрывно смотрела в лицо молодого человека. С самого первого мгновения, как увидела она плетью висящую руку, плотно смеженные глаза и узкую, как у молодого дьячка, бороду, запачканную кровью, ее не оставляли самые дурные предчувствия. Может быть, это конец и злая судьба отнимает его навсегда? Все душевные силы ее были потрачены на то, чтобы прогнать страшные мысли, и она не замечала, что дрожит, что из глаз ее льются слезы и с монотонностью весенней капели ударяются о маленькую, бисером вышитую сумочку, которую она судорожно сжимала в руке.

Они уже миновали Калинкин мост и въехали в город, когда Никита вдруг разомкнул мокрые от пота ресницы и внимательным взглядом окинул карету. Видно было, что он все вспомнил и вполне осмыслил ситуацию. Взгляд его задержался на Марии. Он рассматривал ее очень внимательно, подробно изучая кружевной воротник, белый капор, испуганные глаза, руку, которая зажимала рот.

— Бред! Откуда ей тут взяться? — сказал он вдруг и опять потерял сознание, голова его упала на плечо сидящей рядом Софьи.

— Я его напугала, — с ужасом прошептала Мария. — Он меня не узнал. Он принял меня за какую-то другую особу.

— Наоборот узнал! Мария, не плачь. Никите мужество наше нужно, а не слезы. Только бы довезти его до места.

Как ни торопился Гаврила, попав в центр города, он должен был замедлить движение, а близ Вознесенской першпективы и вовсе изменить маршрут. На площади солдаты перегородили улицу канавой. Экие шустрые попались, несколько часов назад только приступили к работе, а теперь уже деревья выкорчевали, булыжник повыковыривали и изуродовали все вокруг до неузнаваемости! Теперь другого пути нет, как ехать мимо дома Белова. Мысль эта разозлила Гаврилу. Ах, молодежь, не слушает старших и мудрых. Сидел бы сейчас Александр Федорович на козлах — у дома бы сошел без забот, а он, Гаврила, провел бы трудную дорогу рядом с барином, не допустил бы до его особы глупых женских рук. И бинты поправить, и посадить поудобнее, разве им это под силу?

Карета выскочила на Малую Морскую и поравнялась с особняком Беловых как раз в тот момент, когда входная дверь резко отворилась, из нее вышел молоденький офицер, за ним пара драгун и, наконец, Александр Федорович собственной персоной. За ним шли еще двое солдат. Куда это они направляются?

Гаврила непроизвольно натянул вожжи, тормозя. Лошади вскинули морды, зацокали мелко по булыжнику. Белов оглянулся на этот звук и встретился с Гаврилой глазами.

— За что меня арестовали? — крикнул он громко. — Куда вы меня ведете?

«Это он мне кричит, — пронеслось в голове Гаврилы. — Знак подает. Неужели так быстро пронюхали про нападение? Быть не может!»

Желая как можно быстрее уехать от опасного места, Гаврила попытался развернуть лошадей, что было никак невозможно при обилии карет и прочих повозок. Его обозвали дураком, канальей, свиньей, рукояткой кнута саданули по плечу.

— Дурак и есть, — сказал себе Гаврила. — Солдаты уже на другую улицу свернули, на нас и не смотрят. Быстрее, быстрее! Довезем барина до места, уложим в кровать, а потом будем разбираться, кого арестовали и почему. — И он опустил кнут на мокрые, взмыленные спины лошадей.

13 Тайная канцелярия

Читателю двадцатого века небезынтересно будет узнать, что в Тайной канцелярии, этом всенародном страже русской государственности, в середине восемнадцатого века служило — сколько бы вы думали? — десять человек. Однако я, может быть, завысила цифру, точных данных за 1748 год у меня нет, зато есть за 1736 — расцвет бироновщины. Тогда было много работы, и тайный сыск в Петербурге вершило 13 человек. В 1741 году, когда Елизавета Петровна взошла на престол, количество служащих — секретарей, канцеляристов, подканцеляристов, копиистов — снизилось до 11. Правда, сюда не входили воинский наряд числом 10 человек и заплечных дел мастера — двое. Естественно, еще существовали осведомители, которых на Руси всегда было в достаточном, но неизвестном количестве.