Свидание за доллар

Джонатана не потребовалось долго упрашивать, как бы он не хотел обставить дело именно так. И когда их тела соединились, у Перл появилось странное, но отчетливое ощущение, что всю свою жизнь она ждала именно этой встречи.

Такого фантастического ощущения близости и блаженства одновременно она еще не испытывала. Она уже не чувствовала ни рук, ни ног, провалившись в невесомость, ее личность словно растаяла, образовав в союзе с Джонатаном, мужчиной, которого она не знала и сутки, нечто гораздо более важное и значимое, нечто завершенное, цельное и прекрасное по своей сути.

И когда все закончилось, они не разжали свои объятия. Еще долго они лежали, легко поглаживая друг друга, а Джонатан перебирал длинные черные пряди волос Перл. Дыхание понемногу восстанавливалось, и вскоре Перл смогла выдавить из себя:

– Можешь себе представить, что от этого ты отказывался?

Джонатан улыбнулся и покачал головой:

– Даже не представлял. Раскаиваюсь. Обещаю загладить свою вину.

– Признаться честно, я не планировала ничего подобного, когда просто приглашала тебя на обед.

– Верю. И чувствую по запаху, что обед действительно есть, и что в данный момент он остывает на плите или на столе. Признаться, я не заметил ничего, напоминающего обед, пока нес тебя сюда. Но это потому, что я был слишком увлечен тобой.

– Что ж, я рада, что это взаимно.

– Не правда ли, это настоящее волшебство?

– Что именно?

– То, что между людьми происходит такое… чудо. Словно вспыхивают какие-то искры, пробегают невидимые разряды…

– Да, – улыбнулась Перл, – а потом гремят громы и сверкают молнии.

– И мокрый… совсем как после дождя.

– Шутишь. Значит, уже пришел в себя. И наверняка проголодался…

– Нет, милая. Думаю, нам с тобой еще не скоро придется поесть.

– Что? Опять?

– А разве ты не хочешь вновь ощутить этот разряд на несколько десятков вольт?

Запланированный обед, таким образом, не состоялся. Зато у Перл и Джонатана получился спонтанный ужин при свечах. В комнате стемнело, они задвинули шторы, но не стали включать свет. Вместо этого Перл расставила на барной стойке несколько тяжелых квадратных малахитовых подсвечников, зажгла свечи, и комната таинственным образом превратилась в пещеру, где дальше кончика своего носа почти ничего не было видно.

Они поставили на барную стойку бутылки, хрустальные бокалы, тарелки (все-таки у Перл еще сохранилось несколько тарелок из «Икеи», и, как бы это ни было смешно, она приберегала их для особых случаев, например, для таких, как сегодняшний нежданный праздник); Джонатан подогрел пасту, выкинул прокисший греческий салат и нежно поцеловал подругу. Перл, в одной сорочке с отчаянно спадающей бретелькой на голое тело, сидела на высоком табурете, крутилась на нем и смеялась, как девчонка. Она думала, что, пожалуй, лучше вечера еще не было в ее жизни. И что ощущения у нее точь-в-точь, как на спонтанном, но до крайности веселом пикнике, где одно только ощущение приготовлений к поездке, вдыхание жаркого лесного воздуха, торопливое нарезание сэндвичей уже заставляет почувствовать романтику приключений. Это же надо – она, взрослая, успешная, красивая и самостоятельная женщина, сидя на своей кухне в своем собственном доме, волнуется, как девчонка перед первым свиданием с одним из самых крутых старшекурсников. Кажется, она многое упустила в своей жизни…

И еще более немыслимым казалось то, что все эти ощущения ей доставляет парень без гроша за душой, скиталец, перекати-поле, с которым они едва знакомы и который, увидев ее, решил перевернуть всю свою жизнь. Если, конечно, ему можно верить…

Поужинав, они даже не стали мыть посуду – снова вернулись в постель. Перл еще раз пережила ощущение полета, услышала море ласковых и головокружительных слов, в очередной раз удивилась все возрастающей остроте ощущений… И было еще кое-что, что оказалось очень важным для нее.

После того, как они отрывались друг от друга по завершении любовного процесса, Перл не чувствовала странного и непонятного отчуждения, как бывало раньше. Совсем наоборот. У нее было ощущение, что их тела, как и до этого, в процессе – одно целое, и что разъединяться для них просто немыслимо.

Так они и уснули под утро – сплетясь руками, ногами в неразделимый, тесный и жаркий, но такой нежный клубок. Не было сил говорить, двигаться, лежать, целоваться, не было даже сил уснуть – поэтому они просто провалились в сон, сон без ярких картинок, воспоминаний, сновидений.

И каждый из них, хоть другой и не подозревал об этом, был, наверное, впервые в своей жизни так безоговорочно, по-настоящему счастлив.

Без мыслей, без целей, без планирования, без объяснений, без понимания того, что же с ними двоими на самом деле происходит. И без малейших попыток достичь понимания.

Просто счастье.

Полное, бездумное, легкое, необъяснимое, подлинное счастье.

Такое недолгое счастье…

Если бы Роджер мог хотя бы предположить, к чему приведет его блестящая, как ему казалось, остроумная и коварная авантюра, если бы он мог увидеть сейчас Джонатана и Перл, распластавшихся рядом под балдахином на кровати шейхов, он был бы вне себя от досады и ярости.