Свиданий не будет

Лида тоже вытащила свой студбилет.

– И что же вы, москвичи, у нас делаете?

– Примерно то же, что гости столицы делают в Москве, – ответил Гордеев. – Знакомимся с достопримечательностями.

– Ну и как вам наши края? – То ли милиционер тянул время, то ли ему было просто скучно в этот субботний солнечный день.

– Прекрасно, даже уезжать неохота. – Гордеев начинал терять терпение.

– Так погостили бы еще, – шаховский страж порядка огляделся по сторонам.

– Так с радостью бы, да в понедельник на работу.

– Успеете? – На веснушчатом лице парня обозначилась заботливость.

– А что делать?

Вдали раздался гудок тепловоза.

– Ну, нам пора, – протянул Гордеев руку за документами.

– Ну что же, прощайте, – милиционер как бы нехотя возвратил книжки. – До Петродара?

– До него.

– А потом?

– Ясное дело, в Москву.

– Да, в Москву. – Сержант махнул ладонью у козырька фуражки. – Ну извините за беспокойство. Но, сами понимаете, уж больно машина ваша для здешних мест… нечастая. И номера басаргинские. Тетки-то мне сразу на вас показали, а вот приятеля вашего – как вы сказали, Константинов? – что-то не приметили…

– А мы из Булавинска приехали, – не совсем впопад, но вполне расчетливо ответил Гордеев. – Славик сказал, что у вас здесь харчи хорошие… Наверное, прикупает что-то.

– Насчет харчей это верно. Здесь экология хорошая, почти промпредприятий нет, только мебельная фабрика, да и та второй год стоит…

К счастью, поезд уже замедлял ход, и Гордеев с Лидой с облегчением погрузились в вагон под взглядом милиционера, сосредоточенно смотревшего на скромный багаж московских гостей – портфель Гордеева и невеликую сумку Лиды.

– До свидания, – Гордеев сделал сержанту ручкой, выглядывая из-за спины проводницы. – Если увидите Славика, скажите ему, что мы уехали.

– Передам, – кивнул милиционер…

В вагоне было довольно много свободных мест, и Гордеев с Лидой даже отыскали свободный отсек.

– Ну вот, – сказал Юрий Петрович. – Даже если этот парень проявит излишнюю бдительность, все равно что-то во времени мы выигрываем. А при первом удобном случае я сделаю добровольное признание, можно сказать, явку с повинной по телефону. Насчет «форда» и о Константинове на чердаке. А там, глядишь, назавтра этот замечательный работник прокуратуры уже заберет свою тачку… Вот только надо выбрать, кому признаваться. Мещерякину – слишком жирно будет, если не сказать – глупо, а Генпрокуратура – далековато. – Гордеев потянулся. – Впрочем, это меня волнует меньше всего. Куда актуальнее отдохнуть сейчас, поскольку непонятно, как долго придется торчать в аэропорту…

Прижавшись к крутому гордеевскому плечу, Лида продремала там почти до самого Петродара. Лицо ее было спокойным, на рельефных губах сохранялась полуулыбка-полуусмешка. Что ей виделось, что грезилось?

Однако в Петродаре фортуна вновь показала им свое капризное личико. Субботний рейс на Москву уже улетел, следующий был только на понедельник, и у них оставался небольшой выбор: пересаживаться на другой поезд в сторону Москвы или вылететь на Ростов-на-Дону.

Как современный человек, Гордеев выбрал последнее, хотя денег уже оставалось в обрез. Но, как известно, скупой платит гораздо больше, чем дважды, и, начав движение, неразумно задерживаться. Перед самым отлетом он, по настоянию Лиды, все же позвонил в Булавинск Баскаковой и сообщил о лежащем на чердаке Константинове. Гордеев был уверен, что Лариса Матвеевна придумает наилучший вариант, как вызволить подлеца, самой не замаравшись. Если, конечно, какая-то случайность уже не вернула этому постылому свободу…

Сумасшедшая гонка, начавшаяся утром в Булавинске, все чаще напоминала Гордееву состояние человека, который на полном бегу вдруг споткнулся и вот летит, летит, не ощущая под собой твердой поверхности, но все же надеясь, что не только не расшибется, но даже не переломает ноги.

Господину адвокату казалось, что им с Лидой очень помогло это удивительное купание в лесном озере, где они так приблизились друг к другу, сумев при этом удержаться от последнего шага, за которым далеко не всегда, к сожалению, человека ждет только радость.

Теперь, чем дальше они оказывались от Булавинска, тем острее чувствовали, каких опасностей уже избежали. Их бренная, хрупкая плоть наконец перестала чувствовать себя только вместилищем души и вспомнила силу земных желаний, страстей, может быть, не менее прекрасных, нежели грешных.