Я попытался увернуться, но все же получил прямой удар в челюсть. Сбитый с ног, я крепко вцепился в его одежду и, падая, увлек за собой, замечая холодный блеск стали, мелькнувшей в воздухе. Нож!
Адреналин скакнул до предела. Сжав зубы, я оттолкнул ногой тяжёлого амбала, перехватывая руку с ножом, круто развернул его в сторону, припечатывая мордой в асфальт. В голове образовался вакуум, заставляя тело действовать исключительно на инстинктах. Крики, доносящиеся со всех сторон, слышались будто сквозь слой воды.
— Ты арестован, ублюдок! — прохрипел я, с трудом удерживая брыкающегося урода и сильнее стирая его морду об шершавую поверхность дороги.
Рядом оказался Артур, приставляя дуло автомата к его голове и только тогда задержанный стал менее ретивым, давая надеть на себя наручники, осыпая нас проклятиями и ругательствами.
К воротам стали подводить арестованных и "бережно" укладывать их ровными рядами.
— Докладывай, — переведя дыхание, я встал и потёр саднящую челюсть, обращаясь к заместителю.
— Все наши живы. Все цели живы и задержаны. Правда, слегка помяты.
— Дом проверили?
— Проверяем. Сейчас уже приедут следаки, всех передадим и отдыхать. Эй… Горе, ты чё?
Горе — это прозвище моё рабочее. Позывной.
— Что-то голова кружится, — признался я, оперевшись о внедорожник.
— Гор… — тряхнул меня за плечо Артур и потрепал по шее, пытаясь посмотреть в глаза. — Гор, да ты ранен! Держись за меня!
Глава 12. Андрей
Я очнулся уже в палате. Было светло и отвратительно пахло чем-то дезинфицирующим. Я огляделся: я лежу один на высокой широкой кровати, вокруг стоят приборы, в вене — катетер, рядом капельница, по которой медленно стекает какое-то лекарство. По капле.
Откинув лёгкое одеяло, я с раздражением осмотрел свою "ночнушку" и попробовал подняться. Бочину прострелило острой, внезапной болью и я, задохнувшись от непередаваемых ощущений, лег обратно. Боль сразу успокоилась и стала тупой и ноющей.
Я аккуратно ощупал бок, залепленный пластырем и по его размеру сразу догадался: ножевое, конечно же. Все таки, успел полоснуть меня, тварь.
Я снова огляделся по сторонам в поиске какой-нибудь кнопки для вызова медперсонала. Ничего не нашел. Блядь, ну что теперь, до вечера ждать, пока кто-нибудь соизволит ко мне зайти?
— Тут живые есть?! — громко крикнул я, морщась от того, как напряжение в животе отдается в рану.
Никто не отозвался. Часы на стене показывали двенадцать часов дня. Нормально я так поспал! Я прикрыл глаза, пытаясь унять раздражение, которое накатывало волной. Столько дел нужно доделать на работе, а я тут валяюсь. Потихоньку мысли начали путаться, а сознание медленно поплыло в темноту.
Проснулся от голосов. Открыл глаза и молча уставился на двух медсестер.
— Семён сказал, если до вечера не очнётся, обратно в интенсивную переводить. — Вздохнула одна, постарше.
— Жалко парня. Хорошенький такой. — Вздохнула в ответ вторая, молоденькая.
— Спасибо, — хриплым голосом отозвался я, вклиниваясь в разговор.
Медсестры ойкнули и обернулись. Молодая залилась румянцем и быстро ушла.
— Какое сегодня число? Где мой телефон? Доктора позовите.
— Так, спокойно, молодой, горячий! — хмуро протянула женщина и отсоединила от меня капельницу. — Ты у нас второй день лежишь. Очнуться не успел, а уже командуешь!
— Мне нужно на работу, — я приподнялся на локтях, игнорируя возмущения медсестры.
— Тпру! Ну-ка лег обратно! Тебя для чего шили? Чтобы разошлось все обратно?
Я поморщился и упал на подушку.
— Ну хоть доктора позовите, — взмолился я. — Пожалуйста.
— В шесть часов обход. Через час придет. Не торопись.
— А то успеешь, — добавил я хмуро и замолчал. До появления доктора решить вопрос моего присутствия, а точнее отсутствия, в этом месте не получится.
На улице уже смеркалось. Второй день я тут валяюсь. Что там на работе, интересно, происходит? Аня, скорее всего, уже знает, что со мной произошло, — у нее есть возможность связаться с моими ребятами. А вот Олимпиада может обидеться. Вместо двух, я пропал уже на четыре дня. Хотя, почему обидеться? Не сказать, что она была сильно рада, когда соглашалась на свидания. Возможно, вздохнула с облегчением и живёт себе спокойно. А я, между прочим, мог погибнуть и она никогда не узнала бы об этом…
Внезапное осознание, что о Липе я думаю больше, чем об Ане, прошило меня с головы до ног электрическим импульсом. Что за херня происходит? В мыслях то и дело возникал ее образ с живой, искренней мимикой и горящими глазами. То негодование от шутки над именем, то заразительный смех после катания на ватрушке. Я нахмурился. Нахмурился, потому что чуть не улыбнулся от того тепла, которое зародилось где-то в груди и начало растекаться по телу мурашками.
Что за херня, блять, происходит?
Я… скучаю? Я хочу… Я хочу, чтобы Липе было небезразлично, почему я исчез. Я хочу, чтобы она тоже скучала!
Пока я осознавал новую эмоцию, зашёл врач. Это был парень чуть постарше меня.
Мы хмуро смотрели друг на друга.
— Мне сказали, что ты очень хотел меня видеть.
— Да, здравствуйте. Я хотел узнать, когда меня выпишут, — приподнялся я в кровати.