Свидания со злодеем

Никто не хотел уступать холст другому, и мы пихались кисточками до тех пор, пока Габриэл не мазнул случайно мне по руке. Прикосновение теплой краски отозвалось приятной дрожью. Не оставшись в долгу, я оставила несколько мазков и на его руке, а Габриэл, хмыкнув, испачкал мне щеку и мазнул кистью по шее.

— Рубашку запачкаешь! — воскликнула я, уворачиваясь.

Но у него не было рубашки, и рельефный торс с идеально горячей кожей оказался лучшим холстом. Не скупясь на краску я оставила несколько масляных клякс на животе мужчины и вдруг поняла, что смеюсь. А еще что его ладонь скользит по моей спине, вдоль позвоночника и замирает там, где бьется сердце.

Это вино так бьет в голову или для меня уже его прикосновения — как зелье, лишающее воли?

А потом случилось то, что я, наверное, не смогу забыть до конца жизни.

Когда часть тебя ждет соприкосновения губ, а другая одновременно с этим боится, что поцелуй и впрямь произойдет, обжигающее тепло, исходящее от его руки, проникающее внутрь — последнее, к чему ты готова.

Хрупкое душевное равновесие в одночасье рассыпалось на миллион острых осколков. Из легких будто выбили весь воздух, сердце и легкие обожгло, а по груди разлился страх. Не имеющий ничего общего со страхом перед Габриэлом, он словно не подчинялся мне.

На глаза навернулись слезы, и я отшатнулась. Мольберт, не устояв, опрокинулся навзничь, кисти и краски рассыпались по полу. Несколько красных капель попали мне на рубашку, напомнив кровь.

— Что ты сделал?! — Я даже не смогла справиться с голосом, сначала судорожно вдохнула, и только потом смогла хрипло произнести несколько слов.

Габриэл, кажется, и сам не ожидал такой реакции.

— Ничего плохого. Теана, послушай…

Но прикосновение магии вновь разбудило то, о чем я старалась не думать. Загнанные глубоко в подсознание воспоминания и страхи. Магия действовала на меня как гипноз, мгновенно возвращала в темную потайную комнатку, в которую проникали лишь жуткие звуки ритуала.

Я не контролировала ни этот страх, ни пламя, что все еще жгло и сердце, и душу. И не контролировала себя. Бросаясь к лестнице, я думала лишь об одном: спрятаться, сбежать от силы, с которой невозможно бороться! Оказаться как можно дальше от человека, сделавшего что-то страшное и болезненное.

Из-за которого так больно дышать.

Запертая дверь давала лишь иллюзию безопасности, очень слабую. Габриэл мог играючи отшвырнуть ее в сторону, но…

… почему-то не стал.

Тяжело дыша, я прислонилась к двери и заплакала, впрочем, понятия не имея, почему. Сама не замечая, оставила несколько неглубоких царапин, сорвав пуговицы с рубашки. Огонь внутри жег нестерпимо, и от него нельзя было спрятаться, потому что он горел внутри.

Габриэл постучал.

— Теана, — сквозь пелену боли я услышала его голос, — послушай меня. Я не сделал тебе ничего плохого. Ты боишься меня, но ведь я обещал… позволь мне войти.

— Уходи, — с трудом сказала я. — Оставь меня, мне больно!

— Я могу успокоить боль. Она пройдет через несколько часов сама, но я могу сделать так, чтобы было легче… Теана, позволь мне тебе помочь.

— Помочь?! Что ты сделал?! Что со мной?

— Я не могу тебе сейчас сказать.

— Тогда убирайся! — крикнула я, вложив в голос последние силы. — Уходи, Габриэл, пожалуйста!

— Хорошо. Теана… не бойся ничего. В этом доме тебе не причинят вреда… хотя некоторые вещи могут сделать больно.

Его шаги стихли в недрах замка, а я, с трудом раздевшись, легла в постель. Хотелось скулить, но уже не от боли — она постепенно затихала, сменяясь адской усталостью. Теперь меня мучила обида. Как будто тот, кому я бесконечно доверяла, больно ударил в самый неожиданный момент.

Вот только я ведь не доверяла Габриэлу. Не доверяла, правда?

Глава седьмая

Боль утихла окончательно к утру, тогда же я и забылась. Поэтому неудивительно, что проспала до самого обеда. И проспала бы дольше — за окном стеной шел дождь. Его звук успокаивал и нашептывал «поспи еще немного… несколько минут… закрой глаза хоть ненадолго». Но я увидела на тумбочке цветы и проснулась — настолько не ожидала вдруг понять, что кто-то (кто же, интересно?) был в моей комнате.

Огромные пушистые красно-оранжевые пионы напоминали о вчерашнем закате.

— Как спалось? — раздалось сверху.

— Ты следишь за мной?

— Сегодня — да. Как ты себя чувствуешь?

Боль утихла, лишь едва ощутимая слабость напоминала о том, что случилось накануне. Хотя я понятия не имела, что там случилось. И не стала делиться впечатлениями с Габриэлом, вновь вспомнив иррациональный страх и ощущение, будто в грудь натолкали тлеющих углей.

— Зависит от того, что ты сделал.

— Принес тебе цветы и завтрак в надежде, что ты меня простишь.

— Я даже не знаю, за что я должна прощать тебя. Что случилось вчера?

— Не могу сказать, — вздохнул Габриэл.

Мне показалось, это получилось у него слегка виновато.

— Значит, я не голодна, а еще от пионов я чихаю.

— Правда?

— Нет.