- Не будь дураком, один уже влетел, а мне, думаешь, это приятно, своих-то? Себя не жалеешь, свою бабу не пожалел, совсем без ума... Она понимала, во что ввязалась, да и ты тоже. А тебе, тебе уже не визу обнулить, это тебе покруче встанет...
"Вот это ты зря сказал, - подумал я. - Это ты сказал совсем напрасно. Лучше б я ничего не знал. Лучше б я, тупой баран, ни о чем не догадывался"-
"Ты напрасно это сказал, потому что теперь ты загнал меня в угол. Нельзя загонять противника в угол, его нужно либо сразу убирать с дороги, либо оставлять ему узкий и выгодный тебе путь к отступлению. А отступать мне некуда, я никогда не буду больше воевать за Чашина, надеясь, что он за это оставит меня в живых".
Я первый прервал паузу и произнес как заклинание, как присягу в суде:
- Нет, я не буду этого делать.
- Все, я еду, - Чашин стал подниматься, скрежеща пластмассовым стулом.
Он косо вылез из-за стола и пошел к выходу. С веранды я видел, как Чашин постоял у машины, переговорив о чем-то с телохранителем, потом сел на водительское место и сразу набрал такую скорость, что шофер-охранник у другого автомобиля покрутил у виска, а пара велосипедистов прижалась к стене.
Вторая машина медленно двинулась вслед исчезнувшей первой.
"Интересно, - подумал я - как Чашин покупает немецких полицейских? Или он действует как-то иначе?"
Но иронизировать было нечего.
Чашин убил Багирова, хотя сидел с ним на одной парте в учебном классе. Я ему был нужен, и он меня не трогал, а ходил по следу, как мое драгоценное одиночество.
Чашин убил Анну, потому что она могла чем-то ему повредить. Теперь он решил, что я что-то знаю, и вот теперь, наверное, подстрахуется и на мой счет.
Теперь ему действительно понадобился я, и он не остановится ни перед чем. А если я откажусь, он сразу скомкает меня, как бумажную салфетку в кафе. Добро бы только меня.
Нужно упреждение, как в горной войне, когда надо перехватить колонну, идущую по ущелью. На равнине или в холмах боевое охранение опаснее, но когда колонна в ущелье, ниже засады, она почти беззащитна.
Аккуратно отсчитав монетки и положив их на стол, я пошел мимо американских студентов в ярких университетских майках. Студенты сорили деньгами, зачем они сидели здесь - непонятно.
Чашину ехать два часа. Через два часа он достигнет своих подчиненных и начнет гадить.
Я специально вспомнил это слово, потому что не знал, что он будет делать. А еще я вспомнил, как чуть было не разжился у турок пистолетом. Может, теперь он стал единственной необходимой мне вещью.
Садясь в машину, я оглянулся и увидел свое отражение в витрине. На меня глядел невысокий овальный человек в спортивной куртке.
Шумы нарастали во мне.