Свидетель

— Вот тут я сижу, — жена усмехнулась нечаянному каламбуру, — пока.

— Да, такую дверь с полпинка вышибить можно!

— Глупостей не говори. Мой стол у окна, а я к начальнику, он тут уже.

— А если зарестуют? Возьмут с поличным? Сосед твой по кабинету? Увидит и зарестует? И звездочку себе заработает!

— Саш, ты опять? Звездочки у нас за такое не дают. А потом у меня соседка, но ее не будет. Все! Я ушла.

Саша шагнул в кабинет.

Голову сдавило точно железным обручем, он понял, что падает. Как в тумане Саша услышал крик жены, успел подумать: «Испугалась»…

Тот же кабинет, только полумрак. Вечер, поздний. В кабинете мужчина, один. Как же так? Маша говорила, что у нее соседка? Мужчина стоит у раскрытого сейфа, роется там. Вот, нашел. Аккуратно вынул, положил в черную кожаную папку. Что-то достаточно увесистое, в корочках. Уголовное дело! Неизвестный хочет уже закрыть сейф, но вместо этого опять лезет внутрь. Секунда — и он вытаскивает оттуда конверт. Мужчина читает, что написано на нем, потом удовлетворенно кивает головой, и конверт присоединяется к делу…

— Саша, Сашенька…

Машка, плачет, гладит его по голове. Любимая… Кто-то сует под нос ватку. Фу, нашатырь!

— Не надо, прошло все, — он отстраняет руку, поднимает глаза.

— А, вы… — осекся. Черт, чуть не ляпнул. Надо выходить из положения. — Вы — Машин начальник?

— Нет. Встать помочь? — мужчина протянул руку. — Испачкался, щетку надо? А то принесу?

Когда мужчина закрыл за собой дверь, Саша тихонько спросил:

— Маш, кто это?

— Ратников, начальник розыска. А что шепотом-то?

Саша присвистнул: значит, Машку подставил Ратников?

Вот это дела в Датском королевстве…

* * *

Открыв глаза, Алекс не сразу сообразил, где находится. А когда все понял, в сердцах чертыхнулся:

— Да кончится это сегодня или нет?!

Голова болела. Сколько раз сегодня у него были видения? Пять вроде? Не перебор? Наверное, он сходит с ума. Так, может, и к лучшему? Никаких забот тебе, никаких проблем. Будет спокойно жить в своем мире, с Машей, с Кристи… С Ратом. Нет, Рата, пожалуй, он с собой не возьмет. Это его женщины, и делиться он ни с кем не будет! Тем более — с Ратом.

Господи, что за бред?! Да ты, батенька, пьян… Или уже сошел с ума?

Алекс подошел к умывальнику и с наслаждением стал плескать ледяную воду себе в лицо. Уф… Вроде, отпустило. Надо же такому привидеться! Что на него нашло? Это все Крыська, точно… Она сподвигла. За все эти двадцать лет он ни разу не изменял жене (или памяти о ней?), случайные связи — не в счет, тут чистая физиология. А вот сегодня готов был. И с удовольствием. Дурак! Чего испугался?

«Эх, девоньки-девоньки, пинкертонши хреновы, что ж мне так-то на вас везет?». Сам он за жизнь ни одной детективной книжки не прочитал, а вот обе его женщины — вроде как детективы.

Усмехнулся: «Собственник! Ты сначала у Крыськи спроси разрешения, а потом записывай ее в „свои женщины“!». Хотя почему-то Алекс был уверен: она бы не отказалась. «Его женщины», — а хорошо звучит-то! Хотя Маша, наверное, давно уже не его…

Интересно, кстати, а были ли они знакомы? Вообще-то, не похоже, Крис бы сказала. Но, с другой стороны, вполне могли бы.

Машка, где ты? Жива ли? Если что, пусть бы хоть смерть легкой была… Все эти годы он запрещал себе думать о своей «бывшей» как о мертвой. Для него Маша все равно всегда живая будет. И, почему, кстати, «бывшая»? Развестись-то они так и не успели…

«Машка, Машенька, хорошая моя», — как же он тогда обиделся-то на нее, дурень. А за что, спрашивается? За то, что не оценила его жертвы? Так и не приняла его — такого… Не простила, что стал работать с Ратом. Самовлюбленный индюк ты, Гринев! Даже не попытался вернуть ее тогда…

* * *

— Знаешь, а не пошел бы ты!..

— Ты не ори громко-то, а то я ведь пойду!

Со стороны они оба, и Гринев, и Ратников, были похожи на двух петухов, готовых рвать друг друга до последнего.

— Да вали! А я подмогну, пинком под задницу!

— Нет, ты сначала меня послушай! Если уйду, кому лучше будет?! Ведь даже если не поверят, даже если в дурку меня упекут, тебе-то тоже — кранты!

Эх, блефуешь, Сашенька, блефуешь. Хоть и профан в этих делах, но понимаешь — ничего ему не кранты! Вывернется ведь… Но и отступать тоже нельзя.

Саша решительно уселся — не будет же Ратников его за шкирку выкидывать? Огласки он точно побоится.

— Никуда я не пойду. А ты, мразь, или выслушаешь меня, или… — что «или» он и сам не знал. К удивлению, на Феликса это возымело действие: он побледнел, на скулах заходили желваки, а глаза стали белыми от ярости, но — сдержался, и сквозь зубы процедил: