Свидетель

— Хм… Послушай, Зинуля…

Та отмахнулась, вынула номер милицейской газеты «На боевом посту» с портретом молодого мужчины в траурной рамке.

— Хоть и не велено волновать, да все равно узнал бы… Помнишь, было дело об автомобильной аварии? Мы искали пешехода…

— Помню.

— С нами работал инспектор ГАИ Филиппов.

— И его помню.

— Тут указ о его посмертном награждении.

— Ясно… Как?

— Грабители угнали машину… он стал задерживать… их четверо было, — пояснил Пал Палыч.

— Хоть взяли?

— Взяли.

— Спрячьте от мамы, потом прочту… «Милиции за это деньги платят», — зло передразнил он кого-то. — Не платят ей даже близко тех денег, за которые так вот работать! А тем паче собой рисковать. Сколько болванов на свете — просто поразительно!

Тамаре Георгиевне одного взгляда достало, чтобы уяснить ситуацию.

— Ну вот. Уже чем-то расстроили.

— Мама, как не расстроиться, когда в Управление пришел красавец полковник и ухаживает за Зиной! А я валяюсь тут. Кошмар.

— Ладно-ладно… полковник… Будильник звонил?

— Звонил. Съел.

— В процедурной все готово.

Знаменский и Кибрит встали. Томин затосковал:

— Братцы, подождите! Десять минут, не больше. Не поговорили же!

Они, конечно, остались.

— Мама, не поддерживай меня за талию. Я вдесятеро здоровей тебя!

— А ты потихоньку, не на пожар, — уже из коридора донесся обмен репликами.

— Зиночка, с утра я тебя найду?

— Вряд ли.

— Тогда сейчас два слова. Помоги организовать комплексную экспертизу. Понадобятся и судебные медики, и трассологи.

— Зачем они тебе?

Пал Палыч изложил суть уличного происшествия.

— Так вот, понимаешь, драка частенько выглядит сумбурно, со стороны не все усмотришь. Обвиняемый, например, говорит, что парень споткнулся и расшиб голову без его помощи. Поэтому, что бы ни рассказывал свидетель, лучше перепроверить.

— И что нужно?

— Во-первых, соотнести рост преступника и пострадавшего…

— Погоди, буду уж сразу записывать. Но ты говоришь, единственный свидетель. А сам потерпевший?

— Пока в тяжелом состоянии, допрашивать не разрешают.

Они еще обсуждали подробности будущей экспертизы, когда Томин вернулся.

— Все их процедуры — фигня собачья, — объявил он, уселся на койку и вдруг грустно как-то задумался.

Тамара Георгиевна, поджав губы, удалилась.

— Знаете, братцы, кто меня по-настоящему спас? Одна удивительная сестричка… То есть, конечно, многие выхаживали. И тебе, Зинаида, я не забуду, и другим. Но вот та… а я даже имени не ведаю. Куда-то пропала, когда я совсем в себя пришел. Потом сюда перевезли… Сестер полно, а мне ее не хватает. Это она меня вытащила! В первые дни.

Знаменский с Кибрит украдкой переглянулись: оба подумали о Багровой.

— Шурик, а какая она? — осторожно спросила Зиночка.

— Как магнит. Как свет.

И сам себя высмеял:

— Отличный словесный портрет. Объявляется розыск света. Помню только глаза и руки. А во сне вижу отчетливо… Как полагаете, можно влюбиться в состоянии клинической смерти?

— Поскольку до того у тебя свободной минуты не было, то ты и воспользовался, — внешне весело высказался Пал Палыч.

— Наука пасует?

— Пасует, Шурик, — подтвердила Зиночка, скрывая замешательство.

Не далее как вчера Майя Петровна осведомлялась у нее о здоровье Томина. За несколько дней в Еловске Кибрит с ней сроднилась, простила роковую для друга просьбу не стрелять при задержании, искренне интересовалась ее судьбой, домашними делами. Но услышать признание Шурика… и в столь несвойственном ему тоне… Вот уж не чаяла!

Опять они с Пал Палычем переглянулись, недоумевая, как быть. Майя Петровна просила не говорить Томину о своем бдении над ним. Однако он в два счета и сам выяснит. Если захочет, если не забудет за рабочей маетой. Лучше бы забыл. Потому что он и Майя Петровна (по фамилии все еще Багрова), да Катя (в душе навсегда Багрова), да еще таинственный Загорский — что из этого всего может получиться?

5

Утренний выгул Графа Пал Палыч с Колькой поделили поровну — через день. Сегодня пораньше пришлось проснуться Знаменскому-старшему. Щенок крутился и поскуливал — подперло.

В квартире он уже почти приучился терпеть, но по выходе из дому надо было проявлять проворство, чтобы успеть отбежать с ним от подъезда. Иначе он прочно и очень надолго утверждался на месте, похоже, сам дивясь, откуда что берется.

Миску он вылизывал так, что муха не подлетала. Обувь грыз исключительно старую — вкуснее. От попыток завоевать диван отказался без больших баталий. Много спал, невероятно быстро рос. Резвился умеренно.

— Мам, он у нас не меланхолик? — спросил как-то Колька, когда Граф отверг его приглашение проснуться и поиграть.

— Нет, Коля, он немножко флегматик и себе на уме. Но умишко еще детский. Крупные собаки поздно взрослеют.

Гулять с ним было тоже нехлопотно. Посторонних он игнорировал, к кошкам относился уважительно; только продуктовые сумки начисто лишали его равновесия. Пока не иссякнет бурный щенячий аппетит, с этим предстояло бороться. И еще присматривать, чтобы не сожрал какую-нибудь дрянь с земли.

— Граф, домой!.. Ты глуховат или у хозяина дикция плохая? Пошли-пошли, мне трудного свидетеля допрашивать.

6