Мэтр Блазен, держа масляный светильник, вышел в зал. Следом осторожно спустился шевалье. Страшный рыцарь вытянулся во весь рост на полу, и только сейчас все увидели, насколько он громаден. Шлем, сорванный о притолоку двери, откатился. Замерцали, разгорелись десять свечей, собранные мэтром Блазеном. Французы перекрестились.
Во Франции, Англии, в германских княжествах, в холодной Швеции… Даже в стране схизматиков и то – белые люди. В Заморье живут смуглые сарацины. Они рассказывают сказки о черных людях, живущих в Африке. И о желтых людях, живущих в стране Катай, еще дальше на восток.
Но никто даже не рассказывал сказок и никогда не слышал о красных людях!
– Вот что творит с человеком проказа…
Мэтр Блазен услыхал и бесстрашно дернул упавшего за ухо, постучал по татуированному на бритой голове кресту:
– Нету в нем никакой проказы. Я общался с ним несколько лет. Он пришел таким, и всегда остается таким. Бог весть, из какого пекла он вылез, а уж проказы в нем ни золотника.
На улице забухали сапоги, подбежал сержант:
– Господин, мы взяли обеих девок. При них мы нашли вот что!
Упавший рыцарь оказался позабыт. На стол сержант осторожно поставил большой ларец, не меньше фута в ширину и высоту, как бы не два фута в длину. Вырезанный на крышке ларца герб тамплиеров никого не удивил. Со слов мэтра Блазена, лазутчик и пришел в Париж затем, чтобы пролезть в Тампль. Где в старом-старом тайнике забрать вот это.
Ковчег Завета Господня.
Герб тамплиеров – красный крест в черно-белом поле – слабо светился на крышке ларца.
Светился?
Поправка: подлинный ковчег Завета Господня. Сокровищница мудрости Божьей, источник процветания и могущества тамплиеров.
– Однако, его еще нужно доставить в университет сквозь набитый годонами город… – Шевалье отошел раздать приказы. Вернулся к упавшему и взял из его ладони волшебное оружие.
Меч как меч. Простой треугольный клинок. На ощупь никакой сверхъестественной остроты. Перекрестие, рукоять без украшений. Шевалье повертел меч в руках, поднял. Хмыкнул.
Тут лежащий шевельнулся, попытался опереться на руки – и снова упал. Отпрянувшие французы перекрестились и забормотали молитву. Лазарит же просипел:
– Напрасно стараешься, французишка. Это у вас тут закон служит сильному, а не правому. Сила же царствия небесного в правде. Мой меч не поможет вам ничем.
– Сир Неизвестный, – шевалье коротко поклонился. – Вы враг моего короля. Однако, ваша верность и храбрость вызывают во мне чувство искреннего уважения. Скажите мне свое имя. Пусть мы по разные стороны, но мы оба христиане. Обещаю вам, что похороню вас, как подобает рыцарю.
– Что взамен?
Шевалье поморщился:
– Я не торговец рыбой. Мой род, конечно, уступает герцогам, но не слишком. Я дал слово и сдержу его.
Лже-лазарит засмеялся тихо, хрипло, неприятно:
– Мне поздно желать, и не у вас просить мне прощения. Не нам, не нам, Господи, но имени твоему!
Шевалье опустился на колено у головы лазарита:
– Девиз ордена Храма, сто лет не звучавший в Париже… Вас похоронят скромно и тихо, как подобает погибшему за неправое дело. У меня остался последний вопрос, месье Неизвестный. Коль скоро Бог даровал вам чародейный меч, отчего же он вынудил вас рисковать собой в безнадежной попытке добыть сей ковчег?
– Что же, всемогущий Бог собственного завета не помнит? – Храмовник с искренним недоумением попытался пожать плечами; латы скрежетнули по полу. – Бог так и сказал нашему основателю Гуго де Пайену: "Трижды я спасал вас, людей. Всякий раз вы возводили меня на крест. Воистину, что достается без крови, то вы не цените. Отныне сами!"
И почувствовал шевалье, что не лжет умирающий храмовник. От прикосновения к истине у шевалье дыбом встали волосы на голове и на теле; но тут вбежал часовой:
– Бургундцы от реки, много!
И шевалье одним ударом отсек лежащему бритую голову. Голова откатилась в сторону, вослед ей плеснули быстро истончившиеся струи черной крови. Татуировка креста на макушке скрылась из виду.
– Наши с ковчегом далеко?
– Да.
Тогда шевалье выпрямился:
– Пойдем, развлечем рыцарей герцога Иоганна.
– Сир… – мэтр Блазен утер пот. – А как же моя награда?
– Мой бог, я забыл. Вот, возьмите! – шевалье высыпал на стол весь кошель; монеты новенькой чеканки покатились по доскам, радостно заблестели в свете целых десяти свечей; одна монета упала прямо в натекшую из тела храмовника лужу.
– … Двадцать восемь, девять… – сосчитал Блазен. – Окровавленную тоже отчищу. Благодарю, сир! Вы и впредь можете полагаться на мою верность королю и господу нашему Иисусу.
И низко-низко поклонился. Тут шевалье отсек и ему голову; из шеи ударили две струи, окончательно залившие красного человека черным. Тело Блазена отшатнулось, село на задницу и выпрямилось, опрокинувшись на спину, хрустнув подмятым кошельком с тридцатью монетами без одной. Кровь, хлеставшая все это время, заляпала потолок, а потом шлепнула в противоположную от входа стену, наконец, иссякла.
– Анжу!
Сержант принял волшебный меч правой рукой. Шевалье кинул второй кошель:
– Отдаю тебе все, что у меня есть.
– Господин, лучше я оберу эту сволочь, деньги вам еще понадобятся.