Свидетель канона (СИ)

– Хорошая мысль, – согласился кормщик, вороша давно потухшие угли. – Наши отправились в Валгаллу, а ирландцы ушли сопровождать их. Корабль и тот сгорел. Так что Ньерд не получил никого. А если морской хозяин обидится, малой кровью мы не откупимся…

Ночевать встали на лесистый островок, давно знакомый всем людям Гуннара. Ровно дневной переход. Бой и погребение задержали хирд, но сильный северный ветер и ясный долгий закат позволили наверстать упущенное.

Корабль не вытаскивали на берег: завтра отплывать рано.

Развели огонь и заварили кашу с мясом. Пустили по кругу рог с пивом, Гуннар помянул словом скальда павших в битве: и смелых ирландцев, и победивших викингов.

Рабов тоже накормили, позволили вымыться, чтобы на торгу в Бирке те выглядели повеселее. Затем викинги расставили стражей и улеглись, кто где; устали до того, что никто не лез к новым девкам.

А поговорить с закованным пленником хевдинг так и не успел за всем этим. Порадовался только, что никакой болезни не случилось в Ирландии, значит, им тоже хворь не угрожает.

Но почему же тогда кнорр побежал через бурное Северное Море, не дожидаясь весны?

Хевдинг проснулся заполночь; такое случалось. Поднялся, протер глаза.

Светила нарождающаяся луна. Кормщик Харальд ворошил потухший костер – то ли хотел согреться, то ли тосковал о погибшем сыне. Богатырь Ярицлейв промывал соленой водой порез на левой руке: щиплет не беда, беда, коли дергать станет!

Закованный пленник тоже не спал. Сидел против огня, и смотрел на Харальда угрюмо, как и тот на пленника; вот потому-то проснувшийся Гуннар и предложил отдать загадочного молодца Ньерду, отчасти в шутку, и Харальд-кормщик ответил, как он всегда отвечал, то ли всерьез, то ли нет.

Пленник же рассмеялся коротко – по всей видимости, знал язык и понял уготованную судьбу, только вот не испугался той судьбы совсем нисколечко.

Гуннар умылся и оглядел стан: все спали. Никто не теребил новых рабынь, стража исправно ходила дозором. Хевдинг воротился к разгорающемуся костру и отхлебнул жидкой каши из казана.

Харальд кивнул на пленника:

– Почему ты пощадил его? Я же видел, что ты хотел убрать помеху прямо там – что удержало твою руку?

Гуннар нашарил в кошеле ключ, снятый с пояса старшего ирландца.

– Обещаешь не причинять нам вреда, если сниму цепи?

– Христом-богом клянусь! – выговор у пленника оказался чистый, ни в словенскую мягкость, ни в отрывистый лай саксов, ни в ютскую длинноту, ни в галльский распев. Обычная северная речь, но вот не северянин вовсе, чутье Плохого Скальда еще не подводило.

Тогда Гуннар вогнал ключ в холодную колодку, провернул. Снял кандалы, взвесил на руке: вместе с обрывком цепи можно перековать на хороший топор. А если так, то и подарить не зазорно.

Хевдинг отошел на морскую сторону и могучим размахом зашвырнул кандалы в воду:

– Вана-Ньерд! Возьми это драгоценное железо и пропусти нас по Лебединой Дороге!

После чего вернулся к огню и обратился к Харальду:

– Слыхал ты о валькириях Фрейи?

Старик медленно кивнул, жмурясь на пламя:

– Есть валькирии Одина, на крылатых конях. А есть валькирии Фрейи, которые на зачарованных кораблях. Людям они являются как огромные каменные острова, что не тонут в море, словно большие льдины.

Пленник осторожно растирал запястья, и снова усмехнулся понимающе. Гуннар спросил:

– А знаешь ли Эйнара Детолюба?

Старый кормщик снова прижмурился, подавил зевок, почесал за ухом:

– Он большой охотник ловить рабенков на копье, кто же про него не слышал. За то и прозвали Детолюбом.

В костре громко треснула ветка. Жестом Гуннар велел пленнику принести еще дров, и тот, вполне понимающе кивнув, поднялся. Два шага – и растворился в темноте.

– Не сбежит?

– С нашего-то берега? Нам тут все норы известны, поутру найдем… Так вот, Харальд, валькирии Фрейи как-то поймали в море Эйнара Детолюба. Я услышал об этом два месяца назад на тинге, но не сразу поверил.

Северный ветер загудел над верхушками елок. Пламя пригнулось, лизнуло носки мокрых сапог, выровнялось и оказалось втрое против прежнего. Луна уже ушла, сияли звезды, колыхались в сыром воздухе. Пленник с охапкой дров появился бесшумно, высыпал ветки чуть поодаль, а две-три сунул в огонь, и от них поплыл запах смолы.

– С живого дерева рубил?

– В темноте хвороста на земле не видать, не взыщи, господин, – безразлично отозвался пленник, – а и ножа никто не давал мне. Руками отламывал.

– Так что там Детолюб?

Гуннар выдохнул и ответил медленно:

– Валькирии Фрейи как-то самого его поймали в море и трое суток с копья на копье перебрасывали. Зачаровали так, чтобы не умер. А потом швырнули прямо ко двору Олава Святого, к тому каменному дому, что выстроил конунг в Бергене.

– И что?

– Что-что, епископ в Бергенхусе развеял зачарование, и тогда умер Эйнар к троллям. Но перед гибелью открылся ему пророческий дар и сказал он, что видел чудеса, которых не может описать. И что сейчас идет битва за самое существование Мидгарда, что Рагнарек уже вокруг нас. А в такое время, кажется мне, лучше не убивать без крайней нужды.

Харальд почесал бороду, выгоревшую до непонятного цвета. Вздохнул: