Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Саша, продолжая сосредоточенно возиться с непослушным вихром, на ходу отвесил направившемуся к дверям Косте легкий подзатыльник, тот в долгу не остался. Делалось это без малейшей злобы: все в семье Крестьянкиных любили своих ближних, как самих себя. И родители своих детей, и дети – родителей и друг друга. У Михаила Дмитриевича и Елизаветы Иларионовны было уже шестеро наследников: кроме Саши и Кости, семилетняя Танечка, трехлетний Паша, Серёжа, которому было чуть больше года, и родившийся два дня назад Ванечка. Малыши тоже толклись сейчас у обеденного стола – горбатенькая Таня на правах старшей обороняла Серёжу от попыток Паши подергать его за волосики. Впрочем, делал он это тоже любя.

В прихожей Костя загремел засовом. В настоянную печную теплоту дома хлынул свежий весенний воздух.

– Здравствуйте, тетя Паша!..

– Здравствуй, Костенька. Дверь закрывай сразу, чтоб тепло не выпускать. – Прасковья Иларионовна Овчинникова поцеловала племянника в щеку.

– Папа в храме еще? – с усилием прикрывая тяжелую деревянную дверь, спросил Костя.

– В храме, с отцом Николаем говорит. А где ж сестра-то?.. Лиза, ты где?..

– Здесь я…

Из соседней комнаты показалась 34-летняя Елизавета Иларионовна Крестьянкина, младшая сестра Прасковьи. Тоненькая, еще бледная после недавних родов, она бережно прижимала к груди новорожденного. Малыши тут же подскочили к ней, начали заглядывать в лицо младенцу.

– Мама, он на ангела похож, – с восторгом сообщила Танечка.

– У ангелов крылья, – солидно заметил Костя, вновь усаживаясь за стол и беря в руки ложку, – и если б ты ангела увидела, то ослепла бы от сияния.

Прасковья бережно приняла у сестры сладко посапывающего малыша. С затаенной болью взглянула на Лизу. Да, шестерых детей она растит, а родила ведь восьмерых, двух сначала схоронили: четырнадцать лет назад четырехмесячную дочку Серафиму, а меньше чем через год – вторую, месячную Машу… И теперь этот вот мальчик – и рождался-то с трудом, и слабенький очень. Такой слабенький, что боялись даже – и дня не проживет. Как-то сложится его судьба?.. Вот и крестить решили поскорее, на третий день.

– Ну что, Ванечка, – ласково произнесла Прасковья, дуя младенцу на лобик, – пойдем в храм Божий креститься? Мамочке-то еще больше месяца в храм нельзя ходить, а мы с тобой сходим… Вот только папу возьмем с собой, да и сходим, правда?..

– Правда, – отозвался от двери улыбающийся отец, 47-летний Михаил Дмитриевич. – Я как раз из храма, отец Николай ждет, все готово. Ну что, идем, крестные?

– Я готов, – отозвался от зеркала празднично одетый Саша, в последний раз ожесточенно плюя на ладонь и приглаживая вихор.

– Возвращайтесь поскорее, – по-детски, почти жалобно попросила Елизавета Иларионовна. – Ох, как с вами-то хочется, Господи!.. И – нельзя… Может, все же сходить, хоть бы в притворе постоять?..

– А мы недолго, – ласково пробасил Михаил Дмитриевич, целуя жену в лоб. – А ты вон лучше за Серёжкой следи-то, а то Паша опять к волосьям его руки тянет…

И точно, сидевший на полу Серёжа уже кривил лицо, готовясь зареветь, а Паша явно примерялся к его кудрям. Мать всплеснула руками и бросилась к сыновьям…

…Идти в храм было всего-ничего – шагов тридцать. Крестьянкины жили по соседству с церковью святого Илии Пророка, их дом стоял чуть правее храма.

Длинная Воскресенская улица стремилась с южной окраины Орла к центру. По ней день и ночь, в будни и праздники почти непрерывным потоком текли груженные разными товарами телеги, направлявшиеся к главному рынку города. Пешеходов тоже хватало. В основном – простой народ, населявший южный край города. Мещане, небогатое купечество, осевшие в Орле крестьяне из близлежащих деревень, старообрядцы в ярких нарядных одеждах. Офицерский мундир или дворянское платье тут встретишь редко – им на Воскресенской делать нечего, такие господа гуляют по центральной улице, Болховской. И домики на Воскресенской скромные – не каменные трех- или даже четырехэтажные громадины, как в центре, а одноэтажные или в лучшем случае двухэтажные, где деревянный верх стоит на каменном основании. Каждый домик украшен затейливой резьбой, отличающейся от других. Что ставни, что наличники, что ворота – стой да любуйся, настолько красиво сделано! Дом Крестьянкиных – одноэтажный, в два окна на фасаде (остальные окна выходят на двор). Массивные ворота, как у всех, постоянно заперты и открываются, если приезжает кто-то по делу – например, водовоз. Дети играют тут же, во дворе, под присмотром.