Свидетель (СИ)

Всю дорогу, рассеянно и весьма неосторожно ведя белый Инфинити, Саша болтала. Видимо, и правда, девочке было скучно. Несмотря на то, что она была младше меня на четыре года и выше на голову, казалось, я гожусь ей в матери. В Саше было в равных порциях намешано деланности и непосредственности. Заговариваясь о путешествиях, пробках, скидках и особенно йоге, она забывала, что надо «держать лицо», но потом снова дула губки, будто я собираюсь снимать ее для рекламы помады. Впрочем, на водителей, то и дело подставлявших бамперы ее авто, Саша ругалась яростно и совершенно по-взрослому. По ее мнению, каждый должен был уступить дорогу, а лучше отъехать на обочину и приветственно просигналить. Порой переход на личности был таким резким, что я невольно расширяла глаза и вздрагивала от внезапного крепкого словца. Но Саша тут же извинялась и продолжала мило щебетать. Мы ехали куда-то за МКАД, затем по идеальному шоссе в красивом лесу.

- Бывали на Рублевке? - спросила она.

Я отрицательно мотнула головой.

- Вот и побываете. Те еще джунгли.

За окнами автомобиля проплывали высокие заборы, особняки, дворцы, терема и магазины. Архитектурную роскошь и глянец витрин разбавляло сумеречное, пасмурное небо. Отчего-то помрачневшее и угрожающе нависшее черными, беременными снегом тучами.

Ворота открылись, и мы подъехали к светло-желтому зданию с мощной пятиугольной башней по центру и отходящими от нее прямоугольными крыльями. Казалось, из арочных окошек под крышей вот-вот высунутся лучники в красных зипунах и отороченных мехом шапках, а навстречу нам выедет суровый княжич на черном жеребце. Саша припарковала авто у входа в собственный кремль рядом с тремя внушительными иномарками и с долей хвастливого кокетства извинилась:

- Боря так любит все русское. А как по мне, все это грубовато смотрится. Еле уговорила его в Англии построить нормальный особняк, а не вот такое...

- Видимо, у вас очень основательный муж, - признала я.

- Ой, и не говорите, - махнула она рукой. - Только давайте пойдем сразу в гостевую. На моей половине. У Бори какие-то неприятности. Я точно знаю, когда он своих холуев собирает не на работе, а дома, значит, лучше на глаза не попадаться. Будет только сердиться и орать. Нам, девушкам, не нужны их серьезности, да?

- Конечно, мешать не будем, - ответила я.

Саша привела меня в розовую комнату для заезжих Барби, но не оставила одну, а уселась тут же в кресле. Нажала пальчиком на пульт. Пришла горничная в белом переднике, вышколенная и строгая как экспонат из музея английских фильмов эпохи «Дживса и Вустера». Саша привычно распорядилась об ужине.

- Мы же после восемнадцати не едим, да? Надо успеть, - хихикнула юная домохозяйка и, не давая мне прийти в себя с дороги, потащила по дому, в котором залы с печами, выложенными изразцами, расписными потолками и стрельчатыми окнами перемежались с вполне современными интерьерами, будто супруги поделили территорию и соперничали: кто кого. Пока перевес был на стороне Бориса.

- Я прикалываюсь над Борей, говорю, что он никак не засядет в настоящем Кремле, поэтому построил свой, - сказала Саша.

- Если не секрет, кем работает ваш муж? - поинтересовалась я.

- Зам. Секретаря Совета Безопасности, - ляпнула она запросто, поразив меня тем до глубины души.

И продолжила хвастать роскошью с той наносной небрежностью, с какой говорит девочка, принесшая в детский сад дорогую куклу: «У меня таких дома много. И папа еще купит». Саша ждала восхищения, и я дарила его ей - мне не жалко - отмечала красивое, попутно изумляясь, насколько разных людей принимал у себя Мастер.

Мы прошли по устланному коврами холлу мимо высоких резных дверей из черного дерева. Они были приоткрыты, из щели слышались мужское голоса, мат и спор, тянулся сигаретный дым.

Саша притормозила и показала мне жестом, чтобы я прошла дальше. Лезть в чужие дела было не в моих правилах, и я завернула за колонну. Передо мной спускалась к первому этажу широкая мраморная лестница с закрепленной золочёными штырьками красной ковровой дорожкой, достойной Кремлевского Дворца съездов. Что-то хлопнуло, я обернулась и, поддавшись любопытству, чуть выглянула из-за колонны. Из дверей вылетел чернявый плешивый мужчина, похожий на откормленного русскими пирогами Наполеона преклонных лет. Ниже Саши почти на голову. Отец?

- Шурка! - заорал «Наполеон». - Сколько раз говорить, не подслушивай!

Она потупилась, точь-в точь провинившаяся школьница, и подняла на него кокетливо-виноватые, но задорные глаза:

- Кусенька, я ничего не слышала, честно. Там просто муравей по двери полз!

- Я тебе дам, муравей!

- Вот он, Борюсик, - Саша протянула ему что-то на пальце.

- Просил же, Шурка! - грозно рычал «Наполеон». - Не лезь когда я занят. Мои разговоры не для твоих ушей!

- Ну, Кусенька...

А я оторопела: это был муж?!

Чувствуя неловкость от того, что стала свидетелем семейной сцены, я поспешила отвернуться и зашагала вниз по лестнице. Быть вежливой откровенно не захотелось - пришло инстинктивное ощущение, что это наверняка выйдет мне дороже: влиятельные люди предпочитают жить без лишних глаз.