Свидетель (СИ)

Явно не привыкший повторять приказы, мужчина сделал жест кистью, будто небрежно муху смахнул. И охранник посторонился, одним этим движением лишенный достоинства. «Раджа» тут же забыл о нем и обо мне, оставив в моей душе послевкусие досады. Неожиданно для себя вдруг захотелось бросить в эту широкую спину телефоном или толкнуть специально плечом побольнее, чтобы сбить царственную спесь. Естественно, я сдержалась, с омерзением глядя на то, как олигарха подхватила под руку брюнетка с лощенными, будто атласный плащ волосами. Она потянула мужчину за собой, соблазнительно улыбаясь. Возможно в такие моменты люди и становятся революционерами, - подумала я, - решают выходить на улицы, выступая не против власти в целом, а против лично навредившего чиновника, против зарвавшегося богатея, против неприемлемого для человека чувства презрительного превосходства над ним, долетевшего рикошетом от неизвестно кого.

Я стиснула зубы, не желая ни в коем случае, чувствовать себя меньше и незначительнее этого сноба. Потому что это не так! Тотчас опомнившись, заставила себя возрадоваться, что этот эпизод для меня пусть и неприятен, но столь же мимолетен и незначителен, как для рыбацкой лодки проплывающий круизный лайнер. Окатит волной издалека, качнет и всё, через десять минут он растворен в солнечной дымке, и след его слизан морской пеной. И вдруг я вспомнила слова Янины о том, что я его еще встречу. Я оторопела, неужели она была права и насчет энергетической петли?

* * *

Подождав, пока пара, достойная светской хроники, скроется за высокой перегородкой, я поднялась в VIP ложу. Здесь тоже царило шампанское и оживление, но не все плясали. И хорошо - некоторым чересчур серьезным, явно криминальным лицам биться в танце, на мой взгляд, не пристало.

Ника сидела, вжавшись в диван, в самом углу балкона. В пальцах застыл бокал с недопитым мартини. На столе полупустая бутылка, орешки, остатки фруктов на блюде, скомканные салфетки и второй бокал.

- Ник! Что случилось? - подскочила к ней я.

Подруга встрепенулась, будто дремала, и захлопала длинными ресницами.

- Что?! Ой, хорошо, что это ты, - выдохнула она перегаром. - Варечка, у тебя деньги есть?

Я криво улыбнулась.

- Есть. Но целевые, на квартиру.

Вероника отхлебнула из бокала, взглянула на меня виновато замутненными хмелем глазами и, молча принялась наматывать на кончик носа пшеничную прядь. Выглядело это смешно, но она всегда так делала, когда попадала в затруднение.

Я села рядом. Убрала ее руку.

- Выкладывай, в чем дело.

- Какой-то гад слямзил мою сумку!

- Как?!

- Так. Сначала тот придурок Егор приставать начал, я его отшила и на помощь позвала. Вышибала его пнул, а гаденыш крикнул, что у входа будет ждать. Вот. Ну, я тебе и позвонила. Потом познакомилась с парнем, вроде ничего такой, здоровый. Думала, поможет с тем гадом справиться. Ты же не Терминатор...

- Да уж.

- Поднялись сюда, заказали выпивку, закусить немного. Потом я чего-то замешкалась, а он вышел вроде на минуту. И уже почти час нету. И сумки моей нет, и мобильного, и карточек. Вряд ли он вернется...

- Да ведь я ехала сюда от силы час! Когда ты успела?!

- Ну вот, - Ника развела руками и ткнула наманикюренным пальцем в кожаный футляр со счетом, - теперь хоть натурой расплачивайся.

- Не говори глупостей, сколько там? - Я извлекла чек и ахнула. - Это же все, что у меня есть, даже на такси не останется.

- Это дорогой клуб, - вздохнула Ника.

- Заметно.

Не скрывая недовольства, я полезла за кошельком и снова недобро помянула олигарха, которому эти деньги потратить, как ребенку на копеечное мороженое... Так, глядишь, стану революционеркой - все отнять и раздать. Со скрипящим сердцем я выложила купюры, оставив в отделении одну сотню - на хлеб. Ника тотчас повеселела, обняла меня и чмокнула в щеку:

- Ты же моя котя! Я отдам всё, не бойся! Аванс в понедельник.

- Ладно, доживем до понедельника, - пробурчала я. - Пойдем.

Ника радостно потрясла в воздухе недопитой бутылкой мартини.

- Варюнчик-котюнчик, раз все оплачено, не пропадать же добру?! Давай отметим самый дурацкий в мире праздник шляп!

- Настроения нет. Поедем лучше домой, точнее пойдем, - ответила я. - К тебе.

В проходе поднялся шум. У лестницы ссорился авторитетно-уголовный мужчина лет сорока пяти с тем самым нагловатым юнцом в желтом пиджаке, явно из золотой молодежи. «Толстолобики» в костюмах не решались вмешаться и почтительно стояли неподалеку. Сквозь гул и ругань до нас постоянно долетали слова «телефон» и «Дед Мороз», один раз даже «Снегурочка». «Совсем обкурились», - подумала я в сердцах. Было ясно: лучше подождать и не оказываться рядом с ними.

Я опустилась обратно на диван, чувствуя себя, как на иголках и поглядывая на ссорящихся и сочувствующих. И периодически скользила взглядом к той высокой перегородке, за которой скрылся москвич. Отчего-то не хотелось, чтобы он увидел, что я сижу здесь, как все... Наконец, лестницу освободили, и я подозвала официанта.