Свидетель защиты. Шокирующие доказательства уязвимости наших воспоминаний

Стресс

Страх

Ретивые полицейские??????

Наручники, ломик

Необъективная подборка фотографий

16 августа — арест Банди найдены наручники под вопросом

1 сентября — Даронч показывают фотографии неуверенное опознание

4 сентября — новое фото, уверенное опознание

2 октября — линейка, уверенное опознание

15 августа у студента-юриста Теда Банди пришлось на начало второго курса. 16 августа он становится подозреваемым во взломе, через две недели — подозреваемым в похищении, а через считаные месяцы его, пока на основании косвенных доказательств, начинают подозревать уже в серии убийств.

Жизнь, если можно так выразиться, пошла не в соответствии с планами Теда Банди.

Я попробовала осмыслить ситуацию, в которую попадает человек, подозреваемый в серии убийств. Был ли этот студент юридического факультета жестоким серийным убийцей, как, по-видимому, думали полицейские, или он был невиновен, просто оказался не в том месте не в то время? Я уже знала, как могут развиваться события, когда человек обретает статус подозреваемого. Арест произведен, идут предварительные слушания, наняты адвокаты для защиты, снимаются показания, публикуются статьи в газетах. Давление постепенно нарастает, накапливаются факты, делаются выводы, и тяжелая, громоздкая машина уголовного правосудия проворачивается. Проворачивается — и лицо, именуемое «подсудимый», захваченное шестеренками и зубцами этой системы, само становится ее неотъемлемой частью.

Бóльшую часть времени, наверное, 99 %, подсудимый считается виновным, и его крики — это последний протест человека, потерявшего самое дорогое — свою свободу. Но порой в эту систему затягивается невинный человек.

У меня целая папка с описаниями таких случаев, и их десятки. Лоуренс Берсон, семнадцатилетний первокурсник колледжа, был арестован в 1973 году и провел неделю в нью-йоркской тюрьме по обвинению в нескольких изнасилованиях после того, как пять женщин опознали в нем человека, напавшего на них. Берсон был освобожден лишь после того, как в Нью-Йорке был арестован, опознан и обвинен в этих изнасилованиях поразительно похожий на него водитель такси.

Тридцатилетнего Уильяма Шрегера, помощника окружного прокурора округа Квинс, Нью-Йорк, четыре женщины опознали как человека, который сексуально домогался их. Джон Приоло, сорока пяти лет, шофер санитарного управления, был опознан как преступник несколькими жертвами подобных сексуальных нападений. И Приоло, и Шрегер были оправданы, когда в некоторых преступлениях, в совершении которых их обвинили, признался некий двадцатидевятилетний почтальон. При этом о потерпевших, ошибочно опознавших его, сам Шрегер сказал: «Они были настолько логичны и настолько убедительны, что чуть не заставили меня самого поверить, что я это сделал».

Фрэнка Дото, сорока трех лет, семнадцать свидетелей опознали как мужчину, который ограбил три супермаркета и выстрелил в голову полицейскому. Правда, когда полиция проверила его алиби и обнаружила, что в то время он находился далеко от места преступления, он был освобожден.

Каждый из этих драматичных случаев еще и еще раз показывает нам, что память человека несовершенна, что очевидцы иногда ошибаются, и тогда признаются виновными и попадают в тюрьму невинные люди. Меня часто спрашивают: «А как насчет жертв этих преступлений? Их вам не жалко?» Да жалко мне их, конечно, жалко. Но как свидетель-эксперт я делаю все для того, чтобы убедиться, что, кроме потерпевших, у данного преступления не появится еще одна жертва — невинный человек, посаженный за решетку, в то время как настоящий виновник будет гулять себе на свободе.

В случае с Банди я не могла позволить себе думать о том, что Кэрол Даронч больше не сможет воспринимать этот мир как разумное и спокойное место. Я не могла позволить себе роскошь разделить с ней ее страх и ее боль, потому что мне приходилось учитывать некоторую вероятность того, что она ткнула пальцем в невиновного человека. Мне необходимо было сосредоточиться на факторах, которые могли снизить точность ее памяти и, следовательно, точность опознания ею Теда Банди.

«Но как же вы сможете встать и назвать свидетеля лжецом?» — спрашивали меня, и я отвечала, что называть кого-либо лжецом — это вообще не мое дело. Мое дело — описывать общую природу человеческой памяти и факторы, способные вносить в нее искажения. Мои свидетельские показания обособленны и абстрагированны — в том смысле, в каком гистолог, тестирующий образец ткани на злокачественность, отделен от боли и страха человека, готовящегося услышать диагноз.