Свидетели Крысолова

Живец видел, как заколебался Шацкий, но был уверен в его решении. Он всё-таки игрок, иначе не добрался бы сюда, не стал действовать самостоятельно. Но склонность к своей игре — порок из самых губительных… Если, конечно, энбэшник действительно играет сам по себе.

— Ну хорошо, хорошо! — Теперь майор имитировал раздражение, получалось неплохо. Он демонстративно вытряхнул на ладонь магазин и протянул «галкина» охраннику. — Удовлетворены?

— Вполне. Я вас провожу и…

— Будете иметь неприятности! — пообещал Шацкий и быстро пошёл к зданию.

Четверо у остановившегося автомобиля продолжали возню с багажником и так и не посмотрели на них. Интересно, а Отиль уже смотрел в непрозрачное окошко? Хотя он, пожалуй, уважаемый гость, к его услугам все камеры. И не такой уж он и сумасшедший, как выясняется. Живец видел этого чудного старика два или три раза, в коридорах СПР. Нет, всё-таки псих. Хотя игры бывают разные…

В холле их ждали человек десять, сразу провели в какую-то каморку с голыми стенами и обыскали по полной программе. Заодно Живец оторвал с трусов забытую этикетку. После обыска в комнате появился человек в красной мантии и смешной, красной же, шапочке. Охрана сразу же выстроилась вдоль стен, присмирела.

— Я Ридон, третий слуга Мидона, в миру Дмитрий Владимирович Беляев. Вас уже знаю, а вот ваш спутник…

— Живец, — представился Дмитрий прежде, чем Шацкий успел ответить. — Мне надо поговорить с одним человеком, живущим у вас.

— Нам! — успел вставить майор. — Нам надо поговорить!

— Понятно… — Ридон поразмыслил немного. — Ну, идёмте тогда, не будем терять времени. Ибо оно истекает, как предсказано Мидоном всеблагим…

Они вернулись в холл. Какой-то человек, только что вошедший с улицы, шумно упал перед Ридоном на колени, священник на ходу коснулся его головы. Тут же охрана оттерла адепта в сторону, кто-то вызвал лифт.

— Останьтесь! — вяло взмахнул рукой Ридон, и в лифте они оказались втроём.

— Мы говорим о полковнике Отиле, верно? — не утерпел Шацкий во время подъёма.

— Он отказался от мирских интересов и принял касание Мидона. Впрочем, называйте брата Ардона как хотите, это не противоречит нашим порядкам.

Пятый этаж встретил их пустым коридором. Они прошли мимо нескольких дверей, затем Ридон постучал:

— Брат Ардон?

— Входите, входите! — Дверь распахнулась, едва не ударив по носу третьего слугу Мидона всеблагого. — Входите! Здравствуй, Живец. Не ожидал тебя увидеть…

Отиль трясся — в самом прямом смысле этого слова трясся с головы до ног, до самого кончика бороды. Растрёпанные волосы, безумные глаза.

— Кто это с тобой?

— Майор Шацкий, НБ. Он теперь тоже на прицеле у Милоша, так что мы в одной лодке… — с ходу сообщил Дмитрий.

— Я пойду, — с достоинством сказал Ридон, прикрывая за собой дверь. — У меня, кажется, дела.

— Милош! — вскинул руки Отиль. — Я думал, ему больше времени потребуется, но ты его привёл, Живец, мне братья уже всё рассказали… Я просто не ожидал, Живец, просто не ожидал такого поворота. Но садитесь, садитесь, здесь чисто, это комната для гостей…

Переглянувшись, гости уселись в кресла, Живец прихватил из вазы яблоко. Отиль заходил по комнате, бормоча что-то себе под нос, потом немного успокоился, даже присел на краешек дивана.

— Рассказывайте, — устало попросил Шацкий.

— Что? — вскинулся Отиль. — О чём?

— Почему Милош начал эту охоту, с чего вдруг?

Живец заметил, как майор проделал какие-то манипуляции с браслетом, и из деликатности стал грызть яблоко потише.

* * *

Костёр больше не горел, тильзитки не приносили топлива. Зачем, если старики мертвы? В подземелье воцарилась постоянная темнота, и это, пожалуй, было самым страшным. Наташе снилось, что у неё чешутся глаза и она готова была расцарапать их отросшими ногтями… Или не снилось? Закрывала ли она глаза, когда спала? Она уже не могла понять, спала ли хоть раз за эти несколько суток. Постоянное шуршание вокруг, передвижение тысяч — а может, миллионов? — тильзитов стало совершенно привычным. Иногда вдруг из тьмы приходили удары, но всё реже, потому что Наташа перестала сопротивляться, не старалась больше спрятаться. Мужчины, много мужчин, по одному и группами. Потом она ползла вслепую на плеск — воды всегда было вдоволь. А вот еду приходилось разыскивать на ощупь, и лучше не думать, что это была за еда.

Мясо! Вот что всё же заставляло Наташу просыпаться. Мясо пахнет кровью, мясо сытно. Один раз она ощутила во рту чужую кровь, её стошнило. Ела ли она мясо, проглотила что-нибудь? Ничего не разобрать в этой темноте, ничего, кроме клипсы. Она всё ещё оставалась на ухе — кусочек жизни, бесполезный, как тот зуб, что Наташа никак не могла выплюнуть. Однажды он выпал, и так же упадёт клипса. Тогда она станет тильзиткой, тогда она научится видеть, слышать. Скорее бы.