Свидетели нагваля

Для настоящих магов христианской традиции имманентное[13] присутствие Бога в мире совершенно очевидно, согласно их свидетельствам, чтобы его выдержать, необходимо пройти «очищение». При нашем современном уровне осознания мы должны быть защищены от прямого видения лика Бога. Поэтому мы лишь иногда мельком бросаем взгляды на окружающий нас мир, при этом мы с помощью бесконечных внутренних диалогов постоянно и надежно укрыты в своем пузыре и в защитном покое «известного»: интенсивной деятельности, работе, друзьях, «знакомых» местах. В терминах магов, мы испытываем недостаток энергии, необходимой, чтобы «видеть» сущность окружающей нас тайны. Только накопив достаточное количество энергии, мы сможем созерцать, как трансцендентное погружено в повседневный Мир.

Это было новым заданием для меня: ходить пешком по городским улицам, ездить в микроавтобусах и метро, и я не мог поверить, что мне может быть настолько трудно наблюдать за происходящим вокруг. Внутренний диалог, как форма защиты, значительно усилился. Я говорил себе, что все это вокруг нисколько не интересно, я думал, что этот город (как и его граждане) уродлив и грязен, и что опасно ходить в этих местах, полных преступников и т. д., и т. п.

Через некоторое время такое не-деланые, как хождение по улицам и поездки в общественном транспорте, стало мне нравиться. Меня стала забавлять контролируемая глупость маскировки, роли интеллигента или длинноволосого представителя богемы, которые в общем-то предназначены для защиты не столько от преступников, сколько от подлинной паранойи, которой подвержен каждый обыватель по отношению к внешнему миру. Насколько я помню, Кен Уилбер[14] говорил, что все разделительные барьеры, созданные нашим разумом внутри Единства всего существующего, приводят к тому, что всё, расположенное с другой стороны барьера, воспринимается нами как чуждое и враждебное.

Тогда я решил, что образ мира обывателей в точности соответствует пузырю, который отделяет нас от «угрожающей» Реальности (с большой буквы). Они разъезжают так, как им указывает их статус, — в огромных автомобилях с сильно тонированными стеклами, чтобы ничего не видеть и не быть увиденными извне. Я обратил внимание, что эти личности, забираясь в свои автомобильные пузыри, отделяют себя от других, от подавляющей массы таких, как я, находящихся в реальном мире и передвигающихся по улицам Мехико в общественном транспорте или пешком. Я ощутил, что те, кто был снаружи, являются настоящими мексиканцами, хозяевами и господами нашей страны, а те другие были словно чужаки или иностранцы, очень далекие от коллективного сознания нашего народа.

Я был воодушевлен своей новой практикой воина и техниками сталкинга: быть внимательным и бдительным в наблюдении мира. И со временем произошло довольно любопытное явление. Когда я ехал в метро, то внезапно ощутил, что словно бы «проник» в коллективное сознание настоящей Мексики и был радушно принят другими его членами. Те существа, которые меня окружали, и которых из-за своего обывательского происхождения я считал «вульгарными» и «отвратительными», вдруг стали удивительно красивыми. Я начал чувствовать к ним такую глубокую привязанность, что однажды чуть не заплакал у всех на виду.

Я испытывал восхитительные ощущения из своего детства, когда, как мне удалось это обнаружить, я чувствовал себя частью своего мексиканского народа. Я разделял с ним улицы, транспорт, поля и деревни, куда меня привозили мои родители в дни отдыха на природе или каникул. Предполагаю, что это широкое чувство причастности стало уменьшаться в подростковом возрасте, когда, в терминах Юнга, начался процесс «индивидуации»[15], а сейчас оно вновь расширилось: от моего обывательского мира до ощущения принадлежности ко всему народу.

И как воин в своем странном путешествии в Икстлан к «неизвестному», я сам себя «изгнал» из миров, к которым принадлежал ранее, теряя отождествление и сходство со своей семьей, знакомыми, друзьями, должностями и деятельностью обывательского мира, но преуспевая в тождестве с истинным Реальным миром, окружавшим меня. Помню, что в этом одиночестве, через которое должен пройти каждый воин, я чувствовал поддержку: как это бывает в семье, когда я забирался в микроавтобус, иногда набитый людьми, эта масса загадочных, но красивых родных лиц, казалось, приветствовала моё прибытие в их мир и утешала меня в «изгнании». Вскоре и город, и его население, казавшиеся ранее столь уродливыми, наполнились красотой и смыслом, и я обрел счастье с моей новой семьей у моего нового очага.