Плеть хлопнула. Я не удержалась от испуганного крика. Но в этот раз она не тронула меня.
— Первый удар — за неповиновение, — известил меня господин. — Второй — за твою попытку самоубийства.
Я еще дрожала от первого, холостого выстрела плети, но уже понимала, что следующий упадет на меня. И он, действительно, обрушился на меня. Наверное, его можно было посчитать достаточно легким, в том смысле, что он сдерживал себя и ничего мне не повредил. Вот только моя, горевшая спина никак не хотела в это верить. Слезы брызнули из моих глаз. Но я ни на мгновение не пожалела о том, что отказалась ударить его. И я поступила бы точно так же снова. По сравнению с этим, этот удар был пустой формальностью. Тем не менее я была наказана.
Я снова вскрикнула от боли, ощутив как ремни, плети ужалили мою кожу во второй раз. И этот удар уже никто не посчитал бы легким.
Очевидно, мой господин, решил предельно ясно дать мне понять свое недовольство тем, что я попыталась повернуть кинжал против себя самой, даже притом, что моим порывом руководило стремление освободить его от вставшей перед ним дилеммы, решить которую он оказался не в состоянии. Похоже, ему не пришлась по вкусу моя идея спасения его жизни за счет моей.
— Господин! — проскулила я, в попытке вымолить милосердие.
— Помалкивай! — приказал он.
Слезы капали с глаз, оставляя на камнях мокрые пятна. Как же мне не хотелось получить еще один удар, подобный тому, что только что разорвал болью мою спину. Теперь он ударил меня действительно по-настоящему.
— Готовься к третьему удару, — милостиво предупредил меня мужчина.
— Господин, — простонала я, — я могу говорить?
— Говори, — разрешил он.
— За что третий удар? — спросила я.
— Что? — переспросил мой господин.
— Почему меня нужно бить в третий раз? — пояснила я. — В чем причина третьего удара?
— Тебе надо дать третий удар, — заверил он меня. — Во-первых, потому, что я захотел этого, во-вторых, потому, что Ты — рабыня, и в-третьих, чтобы напомнить тебе, о том, что Ты, моя маленькая искусительница, рабыня.
— Да, Господин, — прошептала я.
Я лежала на животе, повернув голову на бок и прижавшись щекой к каменному полу. Слезы ручьем стекали с моих глаз. Пальцы царапали холодные камни подо мной. Я пытался понять то, что я чувствовала. Меня чуть не выбило из сознания. Казалась, что мою спину погрузили в огонь.
Кожа молнией хлестнула по моей спине. Мне трудно объяснить, что я почувствовала в тот момент! Удар, который господин обрушил на меня, сбил меня на пол! Теперь я лежала, выпоротая рабыня, почувствовавшая, что такое плеть ее господина. И все же, я понимала, что удар этот не был нанесен им в полную силу. Тем не менее, он был таков, что я не скоро смогу его забыть.
Сквозь кровь шумевшую в ушах, я услышала как плеть легла на прежнее место на столе.
— Мы вскоре должны уйти отсюда, — сообщил мне мужчина.
Я едва смогла расслышать и понять, что он мне сказал.
Какой же я была напуганной, ошеломленной и несчастной в этот момент. Как это больно и обидно осознавать себя выпоротой рабыней. Теперь я точно знала, что независимо от того, насколько сильно он мог бы меня любить, я все равно останусь его бесправной рабыней, к которой он не собирался проявлять ни капли снисхождения. Как быстро теперь я буду становиться перед ним на колени, как стремительно бросаться служить ему, как отчаянно и пылко буду стремиться ублажать его! Я всегда любила его, но теперь я еще и знала, что он мои настоящий господин, тот, кто ни на мгновение не поколеблется, с исправлением моего поведения, кто будет подвергать меня наказанию, если окажется хотя бы в малейшей степени мною недоволен.
— Вставай, моя маленькая искусительница, — сказал он. — Нам пора собираться в путь.
Я моментально поднялась на колени и, обернувшись, посмотрела на него. Было приятно увидеть его улыбку, с которой он встретил мою немедленную готовность повиноваться. Он кивнул мне и набросил на себя тунику. А у меня не было даже рабской полосы.
— Они будут искать тебя, — заметил господин. — Как тебя назвали в садах?
— Гэйл, — сообщила я.
— Готов поспорить, что первым делом они начнут поиски рабыни по имени «Дженис», когда-то служившей в Треве, и рабыни по имени «Гэйл» из садов Аппания, — усмехнулся мужчина, и внезапно резко спросил: — Как тебя зовут?
— Как понравится господину, — быстро ответила я.
— Самый разумный ответ, — похвалил он.
Моя спина все еще болела. Интересно, подумала я, как он назовет меня? Конечно, если он вообще озаботится тем, чтобы как-то назвать меня. Думаю, что, скорее всего, назовет. Все же, это удобно, когда у девушки есть имя, с помощью которого ею легче командовать, позвать к себе и так далее.
Я растерянно окинула взглядом два плаща. Один, плащ моего господина, сейчас лежал передо мной, и второй, тот, которым прикрыли меня похитители, когда в последний раз выпустили из рабского ящика, и который сейчас сиротливо лежал в стороне. В свой собственный плащ, немного раньше он почти нежно заворачивал меня, возможно, чтобы защитить от сырости подвала.