Свидетельства о умерших, о бессмертии души и о загробной жизни

Это посещение не произвело на меня, как вещь обыкновенная, никакого впечатления. Но каково же потом было мое удивление? Немного спустя после ухода моего отца ко мне стучат. Отворив дверь, я увидел кучера, приехавшего за мною. Он мне сказал, что отец мой только что скончался. И действительно, как оказалось, он умер не больше часа тому назад, почти в то самое время, когда я видел его у себя в комнате. Тут для меня стало ясно: отец благословил меня уже умерший» («Ребус», 1884, № 11).

* * *

«Однажды вечером или, пожалуй, уже ночью, – рассказывал император Павел I* *. – я в сопровождении князя Куракина и двух слуг шел по петербургским улицам. Мы провели вечер во дворце за разговором и табаком и вздумали для освежения сделать прогулку инкогнито при луне. Это было в лучшую пору нашей весны, конечно, не южного климата.

Разговор наш шел не о религии, и не о чем-либо серьезном, а, напротив, был веселого свойства. Куракин так и сыпал шутками насчет встречных. Лунный свет был так ярок, что при нем можно было бы читать письмо и, следовательно, тени были очень густы.

При повороте в одну из улиц вдруг вижу я в глубине подъезда высокую худую фигуру, завернутую в плащ, вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза, шляпе. Он будто ждал кого-то.

Только что я миновал его, он вышел и пошел около меня с левой стороны, не говоря ни слова. Я не мог разглядеть ни одной черты лица его. Мне казалось, что ноги его, ступая на плиты тротуара, производят страшный звук, как будто камень ударялся о камень. Я был изумлен, и охватившее меня чувство стало еще сильнее, когда я почувствовал ледяной холод в моем левом боку, со стороны незнакомца.

Я вздрогнул и, обратись к Куракину, сказал:

– Судьба нам послала странного спутника.

– Какого спутника? – спросил Куракин.

– Господина, идущего у меня слева, которого, кажется, можно заметить по шуму, производимому им.

Куракин раскрыл глаза в изумлении и заметил, что никого нет у меня с левой стороны.

– Как? Ты не видишь этого человека между мною и стеной дома?

– Ваше высочество, вы идете возле самой стены и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и стеной.

Я протянул руку, и точно, ощупал камень. Но все-таки незнакомец был тут, и шел со мною шаг в шаг, и звуки шагов его, как удары молота, раздавались по тротуару. Я посмотрел на него внимательнее прежнего, под шляпой сверкнули глаза столь блестящие, таких я не видал никогда ни прежде, ни после. Они смотрели прямо на меня, и производили какое-то околдовывающее действие.

– Ах, – сказал я Куракину, – я не могу передать тебе, что я чувствую, но только во мне происходит что- то особенное.

Я дрожал не от страха, но от холода. Я чувствовал, как что-то особенное пронзало все мои члены и мне казалось, что кровь замерзла в моих жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника, раздался глухой и грустный голос: «Павел!». Я был во власти какой-то неведомой силы и машинально ответил: «Что вам нужно?» – «Павел!» – сказал опять голос, на этот раз, впрочем, сочувственно, но с еще большим оттенком грусти. Я не мог сказать ни слова. Голос снова назвал меня по имени, и незнакомец остановился. Я чувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать то же.

– Павел! Павел! Бедный князь!

Я обратился к Куракину, который также остановился:

– Слышишь? – спросил я его.

– Ничего не слышу, – отвечал тот, – решительно ничего. -^: Что касается меня, то этот голос и до сих пор раздается в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собою, и спросил незнакомца, кто он и что ему нужно?

– Кто я?.. Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе, и кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не долго останешься в нем. Живи по законам справедливости, и конец твой будет спокоен. Бойся укора совести: для благодарной души нет более чувствительного наказания.

Он пошел снова, глядя на меня все тем же проницательным взором. И если прежде я остановился, когда остановился он, так и теперь я почувствовал необходимость пойти, потому только, что пошел он. Он не говорил и я не чувствовал особенного желания обратиться к нему с речью. Я шел за ним, потому что он теперь направлял меня.

Это продолжалось около часа. Где мы шли, я не знаю. Наконец, мы пришли к большой площади, между мостом через Неву и зданием Сената. Он пошел прямо к одному, как бы заранее отмеченному месту площади, где в то время воздвигался монумент Петру Великому; я, конечно, следовал за ним и затем он остановился.

– Прощай, Павел! – сказал он. – Ты еще увидишь меня.

При этом шляпа его поднялась, как бы сама собою, и глазам моим представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха, его уже не было предо мною».