Свидетельства о умерших, о бессмертии души и о загробной жизни

Миновав Крест, я посмотрел вниз и, увидев под собою бездну, – потому что мне казалось, что я хожу по воздуху, – начал пугаться и возопил к водившему меня: «Боюсь, чтобы мне не низвергнуться в глубину!» Он, обратясь ко мне, сказал: «Не бойся, нам должно взойти выше», – и подал мне руку. Когда я схватился за его руку, – мы очутились выше второй тверди; я увидел там дивных мужей и покой их, и радость праздника их, неизглаголанного языком человеческим.

После сего мы вошли в чудный пламень, который нас не опалял, но только просвещал. Я начал ужасаться, и опять руководивший меня обратился ко мне и подал мне руку, говоря: «Нам должно взойти и еще выше». С этим словом мы очутились выше третьего неба, где я услышал множество небесных Сил, поющих и славословящих Бога.

Мы пришли пред завесу, блиставшую как молния, пред которою стояли страшные великие юноши, подобные пламени огненному; лица их сияли паче солнца, и в руках их было огненное оружие; кругом со страхом предстояло безчисленное множество небесного воинства. Руководивший меня юноша сказал мне: «Когда отымется завеса и увидишь Владыку Христа, тогда поклонись Престолу славы Его».

Услышав это, я вострепетал и возрадовался; меня объяли ужас и неизъяснимая радость; я стоял и смотрел, когда отымется завеса. Ее отъяла некая пламенная рука, и я увидел Господа моего, как некогда Исаия пророк, сидящего на Престоле высоком и превознесенном, окруженного Серафимами. Он был облечен в багряную одежду, лицо Его сияло неизреченным светом, и Он с любовию обратил ко мне Свои очи.

Увидев Его, я пал пред Ним и на лицо свое, поклоняясь пресветлому и страшному Престолу славы Его. Какая же тогда от видения лица Его объяла меня радость, того невозможно выразить, так что и ныне, поминая это видение, исполняюсь неизреченной сладости. В трепете лежал я пред Владыкою, удивляясь толикому Его милосердию, что попустил мне, грешному и нечистому человеку, прийти пред лице Его и увидеть Божественную лепоту Его.

Я исполнился умиления, размышляя о моем недостоинстве и величии моего Владыки, и повторял в себе слова пророка Исайи: «О, окаянный аз, яко сподобихся, человек сый и нечисты устне имый, Господа моего очима моима видети!» (Ис. 6, 5).

И услышал я, что премилосердый Творец мой изрек ко мне пречистыми и сладчайшими устами Своими три Божественные слова, которые столько усладили мое сердце и столько разожгли любовию к Нему, что я весь таял, как воск, от действия теплоты духовной, и исполнились надо мной слова Давида: Бысть сердце мое, яко воск тая посреди, чрева моего.

Потом все воинства небесные воспели песнь предивную и неизреченную. После этого, не знаю как, я очутился опять ходящим по раю. Пришла мне потом мысль, что я не видел Госпожи Пресвятой Богородицы; и вот вижу некоего мужа, светлого как облако, несущего крест и говорящего мне: «Ты захотел видеть здесь Пресвятую Царицу Небесных Сил? Ныне нет Ее здесь. Она ушла в многобедственный мир помогать человекам и утешать скорбящих. Я показал бы тебе Ее святое место пребывания, но теперь уже не время: тебе должно возвратиться туда, откуда ты пришел, – так повелевает Владыка». Когда он говорил это, мне показалось, что я нахожусь на том же самом месте, где был прежде» («Четьи-Минеи», 2 октября).

Влияние умерших на жизнь близких им людей

Сто лет тому назад, в г. Владимире, на Клязьме, у Золотых ворот, помещалась парикмахерская некоего Павла Васильевича Карова. У этого парикмахера в Москве был родной брат Сергей Васильевич Каров, тоже парикмахер. Брат этот Сергей на пятой неделе Великого поста опасно заболел и умер. Его родная сестра, жившая при нем, тотчас сообщила о смерти его брату Павлу во Владимир. Но так как железной дороги в то время еще не было, а распутица и бездорожье были страшные, то Павел Васильевич не счел возможным ехать на похороны к брату.

Наступила Пасха. В первый день праздника, часов около десяти вечера, Каров прилег на диван и безотчетно задумался. Вдруг отворяется снаружи дверь и входит в комнату покойный Каров, брат Павла, который, перекрестясь пред иконами, подошел к Павлу и сказал: «Христос воскресе, Паша!».

Тот страшно испугался, но когда Сергей подошел поцеловаться, Павел ответил ему:

– Воистину воскресе, – и поцеловались. Затем покойник сел рядом с братом на диван.

– Мать наша тебе кланяется, ей там хорошо, – сказал явившийся брату.

– Да ведь ты. Сережа, умер^э – спросил Павел брата.

– Да, действительно, я умер.

– Как же ты пришел?

– А нас отпускают.

Кое-как ободренный Павел Каров встал, взял трубку, положил табаку и, закурив ее, предложил брату; но Сергей отказался, сказав: «У нас не курят». Не веря своим глазам, Павел начал тихонько ощупывать сюртук Сергея и оценивать, какого он качества. Оказалось, что сюртук был драповый, известного покроя., и у Павла не осталось более сомнения, что перед ним сидит именно его брат Сергей.