Читаем Свидетельства обитания полностью

В детстве мы ходили на холм возле железной дороги смотреть на поезда. Не то чтобы кто-то из нас отличал одни поезда от других. Просто сидели и разглядывали, всматривались в окна. Где-то недалеко была площадка и крошечный магазин на первом этаже жилого дома. Мы покупали там шоколадные конфеты, еще какие-то сладости. Сидели, смотрели на поезда, жевали. К вечеру становилось прохладнее, свет желтел, вдалеке шумели машины, собаки, изредка люди или что-то еще. Но в остальном там было поразительно тихо, так тихо, как потом никогда не было. Мне кажется, так спокойно я тоже себя не чувствовал. Это было ощущение абсолютной безопасности, отсутствие вмешательства. Когда кто-то приходит и, как само собой разумеющееся, сообщает тебе, что тебе положено делать, а что нет. Это потом нечто внешнее начинает распоряжаться твоим порядком вещей, диктовать желания, принципы, ценности, высокомерно рассказывать тебе, как на самом деле обстоят дела в твоей собственной жизни. Или получаешь документ, приказывающий тебе делать не то, что тебе нужно, а то, что нужно существующей над тобой системе. Положим, идет человек, несет что-нибудь или стремится добраться до определенного почему-то важного пункта или сделать нечто необходимое, а по дороге его останавливают, задают вопросы, изучают сопроводительные бумаги, потому что у всякого должны быть сопроводительные бумаги, снова задают вопросы, но уже настойчивей и, разумеется, бессмысленней, потом задают вопросы, ответы на которые никого постороннего явно не касаются, но человек вынужден отвечать, не потому, что считает нужным, но потому, что вынужден считать эти вопросы нужными кому-то, кому угодно, кроме него самого, а система становится еще настойчивей и предлагает, нет, уведомляет о необходимости сопроводить, пройти куда-то, совсем не туда, куда допрашиваемый стремился, чтобы там уточнить некоторые детали, о которых допрашиваемый попросту не знал до нынешней встречи, и совершенно очевидно, что он может не идти, отказаться, заявить о своих правах идти дальше туда, куда шел, но на каком-то интуитивно-рефлекторном уровне, то есть на уровне животных подозрений, подкожного импульса, он вполне ясно сознает, что никакой альтернативы этой действительности нет, что есть заведенный и, разумеется, утвержденный всеми инстанциями порядок разрешенных реакций, согласно которому он как будто имеет юридическое право, являющееся частью системы, то есть что дышло, но никакого права, кроме вымышленного, по сути, не имеет, поэтому, мгновенно испытав всеобъемлющее состояние беспомощности, почти коллективной, да, коллективной беспомощности, вдолбленной с малых лет вместе с призрачным чувством причастности к навязанной общности, обретенной от рождения вне зависимости от предпочтений, целиком парализованный, он слушается, меняет траекторию пути, идет следом, потому что иной модели поведения ему никогда не позволяли, потому что здесь положено вести себя так, потому что здесь безопасность вторична, и на этом построено многое, практически все. Из подобных ситуаций складывается закономерность, поведенческий алгоритм, внутри которого нет и никогда не было места тишине, спокойствию, разглядыванию поездов, поскольку так решено, система предлагает тебе некоторое количество лет, в течение которых тебя не тронут, но за это тебя в обязательном порядке тронут потом, по прошествии, именно так, за то, что тебе позволили тогда смотреть на поезда, потому тебя остановят по пути в какой-нибудь пункт, куда ты за каким-то делом стремишься, станут расспрашивать задавать вопросы изучать сопроводительные бумаги потому что у тебя должны быть сопроводительные бумаги снова задавать вопросы но уже настойчивей и бессмысленней по-том задавать вопросы ответы на которые никого постороннего явно не касаются и ты вынужден будешь отвечать не потому что но потому что вынужден считать нужными а система станет еще настойчивей и предложит уведомит о необходимости уточнить детали и очевидно что ты можешь отказаться кричать орать вопить выть но на уровне животных прозрений подкожного импульса ты сознаешь изнутри понимаешь есть заведенный порядок поэтому испытав всеобъемлющее состояние коллективной беспомощности зашифрованной в тебе этими которые уведомляют призрачным чувством причастности к общности вне зависимости. Поэтому однажды, потом, по прошествии, через какое-то время ты оказываешься здесь или в каком-то месте вроде этого с другими такими же, чтобы подальше, чтобы спрятаться, чтобы никто не отыскал, чтобы

Попробуй приподнять.

Зачем.

Подпихнем простыню.

Вот.

Да.

Положи на бок.

Ты можешь как-то деликатнее.

Поздно деликатничать.

Еще.

Да.

Вот так.

Да. Держи так. Аккуратнее.

Я держу.

Ты ворочаешь. Не надо. Мы так долго будем.

Я стараюсь.

Мы даже толком не договорились, как будем действовать.

Почему. У нас не очень-то много вариантов.

Мы договорились, что пока уберем.

Куда.

Куда-то, где не будет мешать.

Тебе все-таки не кажется, что это глупая идея.

Нет. Не кажется. Других идей у меня нет. Подержи.

Держу.

Аккуратней. Не ворочай туда-сюда.

Я держу.

Аккуратней.

Я аккуратно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза