И тот же Священный собор Православной Российской Церкви, рассматривая вопрос положения Церкви после выхода в свет декрета об отделении Церкви от государства, обратил внимание членов Собора не на то, что происходит конфискация помещичьих и капиталистических владений, а на то, что "отбираются имущества монастырей и церквей православных". [11] Протест Собора - даже не против конфискации национальных природных богатств, какими владели монастыри, это протест - против "отбирания" имущества храмов и монастырей, т.е. предметов собственно церковного назначения.
Дело даже не в том, что монастыри владели громадными богатствами. Вопрос сводится к идеологической непримиримости нового строя с религиозной идеей. Новое государство не хотело ждать, пока, само собой, в результате антирелигиозной пропаганды, перестроится сознание людей, оно не боялось подвергать свое существование опасности ликвидации, в случае если бы своим гражданам обеспечило действительную свободу совести.
И наличие экономических богатев в руках Церкви оказалось на руку революционному правительству в его политике по отношению к религии.
Представив Церковь единственно с экономической стороны, назвав ее метафорически "крупным помещиком и капиталистом", государство фактически начало проводить по отношению к ней ту же политику ломки и уничтожения. Сопротивления оно не терпело ни в какой форме. "Именем революционного правительства..." было достаточно, чтобы у демократии оказывался кляп во рту, даже если за таким авторитетом скрывался негодяй и самый настоящий мерзавец.
Никому не хотелось вникать в содержание этих богатств, в характер их накоплений.
Кто-то жертвовал на храм и не хочет, чтобы его пожертвование стало достоянием Иванова, Сидорова и Петрова. Если бы он знал об этом, конечно, никогда не пожертвовал бы, а отдал или завещал на дело и людям, которые ближе его сердцу, - хотя бы на народный университет или сельскую школу.
"Вот почему и французская палата выделила этот класс имуществ при отделении Церкви от государства в особый класс и постановила возвратить их жертвователям, буде таковые окажутся в состоянии доказать свои права на имущество", - справедливо писал "Петроградский голос" 26-го января 1918-го года. [12]
Только по незнанию или рассчитывая на невежество аудитории можно утверждать, что церковное имущество, чтобы это ни было (земля, дома, деньги или процентные бумаги), принадлежит духовенству или монахам, которые скопили их для себя в своих личных целях, путем эксплуатации народа.
Кто желал, тот легко мог убедиться из крепостных актов и других бумаг, что собственниками недвижимого имущества являлись не духовенство или монахи, а различные церковные учреждения: храмы, монастыри, братства, школы. А кто желал уяснить себе, что такое церковные деньги или процентные бумаги, тот увидел бы, что они употреблялись не на удовлетворение нужд духовенства и монахов, а на удовлетворение многочисленных нужд самой Церкви.
Церковные деньги шли на ремонт, поддержание и постройку храмов, на пособие бедному духовенству в тех местах, где у самого народа не хватало для этого средств. Этими деньгами Церковь оказывала поддержку своим заграничным миссиям в Иерусалиме, Японии, в Америке, в Китае, в Персии.
Только антихристиански настроенная советская власть может отрицать необходимость для Церкви владеть разного рода имуществом и употреблять его на собственные цели. Ведь имущество это пожертвовано Церкви и через это посвящено Богу усердием самого народа.
Когда мы видим монастырский дом, например, то это совсем не означает, как старались внушить народу большевики, что он составляет собственность духовенства или монахов, которые и пользуются им в своих корыстных целях. В нем они могут жить, в нем могли размещаться те или иные религиозно-просветительные или церковные учреждения: школы, библиотеки, читальни, богадельни, приюты Для детей.
Драгоценности жертвовались именно монастырям и, следовательно, во исполнение воли жертвователей должны были оставаться в монастырях. Отобрание их у монастырей есть прямое, вопиющее нарушение народной воли. Ведь ни один православный не стал бы что-либо жертвовать в монастырь, если бы знал, что его жертва будет захвачена государственными чиновниками (будто бы для народа)
Но есть и другая логика, большевистская Вернее, отсутствие всякой логики.
"... Нельзя допустить и распределения накопленных веками материальных ценностей - серебра, золота, драгоценных камней и богатейшей утвари, между последними из могикан (т.е. монахами) Все это доброхотные даяния русского народа или приобретено на счет верующих народных душ и, следовательно, должно отойти к народу" [13]
Вопрос о церковной собственности не из легких, если не сказать больше Достаточно вспомнить, какие волнения в 1905-ом году вызвало во Франции одно лишь требование о составлении описи такого имущества. Столкновения верующих с полицией были непрестанные.