Свидетельство обвинения : церковь и государство в Советском Союзе

47) Прот. А. Введенский. "Церковь и революция" (Уход Патриарха Тихона). Доклад во дворце Урицкого. 4 июня 1922 г. Пг., 1922, с 14

48) Там же, с. 19.

49) Митрополит Антоний (Храповицкий). Белоэмигрантское "Новое время". См. "Живая Церковь". N 10. 1 октября 1922 г., с. 4.

50) Польский М., протопресв. "Новые мученики российские" Сведения о мучениках и исповедниках Русской Церкви, биографические данные о епископах и документы о внутрицерковной борьбе после 1927 года. т. 1 Собрание материалов. Джорданвилль, 1949, с. 214.

ВЕЛИКОЕ ЛИЦЕДЕЙСТВО

В мае 1922-го года государственные органы "заинтересовала" личность митрополита Петроградского Вениамина (Казанского).

Его предварительно известили, что он будет привлечен к суду за сопротивление изъятию ценностей из храмов и взяли с него подписку о невыезде из Петрограда.

29-го мая, на следующий день после обращения митрополита к пастве с предупреждением не общаться с тремя обновленческими священниками - Введенским, Красницким и Белковым, - Владыка Вениамин был арестован. Он прохаживался по Никольскому кладбищу в Александро-Невской Лавре, когда прибежал взволнованный келейник и сообщил, что в митрополичьих покоях происходит обыск. Прибывшему митрополиту объявили о его аресте. [1]

О митрополите Вениамине, связи с печальными событиями этого времени во всем Петрограде, следует говорить особо.

Полоса изъятия церковных ценностей до Петрограда дошла сравнительно поздно: в середине марта 1922-го года.

Главой Петроградской епархии с лета 1917-го года был митрополит Вениамин.

Петроградцы давно его знали и были глубоко привязаны к нему за его доброту, доступность и неизменно-сердечное и отзывчивое отношение к своей пастве, к нуждам ее отдельных членов. Митрополит Вениамин, уже будучи в сане митрополита, охотно отправлялся по просьбам совершать требы в самые отдаленные и бедные закоулки Петрограда. Рабочий, мастеровой люд, часто приглашал его для совершения крещения, и он радостно приходил в бедные кварталы, спускался в подвалы, в простой рясе, без всяких внешних признаков своего высокого сана.

Приемная его была постоянно переполнена, главным образом, простыми людьми. Иногда он до позднего вечера выслушивал своих посетителей, никого не отпускал без благостного совета, теплого утешения, забывая о своем отдыхе и сне.

Проповеди его были просты, без всяких ораторских приемов, без нарочитой торжественности. Но именно незамысловатость и огромная искренность проповедей митрополита делала их доступными для самых широких слоев населения, которое массами наполняло церковь, когда предполагалось служение митрополита.

Даже среди иноверцев и инородцев митрополит пользовался глубокими симпатиями. В этой части населения он имел немало близких друзей, которые несмотря на разницу верований, преклонялись перед чистотой и кротостью его светлой души и шли к нему в тяжкую минуту за советом и духовным утешением.

Он был необыкновенно чуток к бедным, переживал нужды своей паствы, помогал всем, кому мог; в случае надобности - просил, хлопотал.

Если в России в то мрачное время и был человек абсолютно, искренне "аполитичный", то это был митрополит Вениамин. Это было в нем не вынужденным, не результатом какой-либо внутренней борьбы и духовных преодолений, а естественным, как дыхание.

Всякую политику он неумолимо отметал во всех своих действиях, начинаниях и беседах, даже интимных. Политика для него просто не существовала. Политические проблемы не вызывали в нем никакой реакции. Ни страха, ни расчета здесь не было. С известной точки зрения, может быть, это был недостаток, уход от жижи, но так было. Из духовного облика митрополита нельзя исключить эту черту, тем более, что она очень характерна для его в высшей степени цельной натуры.

Таков был тот, на долю которого выпало в качестве главы Петроградской епархии столкнуться с подступавшей все ближе волной изъятия церковных ценностей.

Нетрудно было предугадать, зная характер митрополита, как отнесется он к изъятию. В этом вопросе для него не существовало колебаний. Самое главное - спасение гибнущих братьев Если можно, хотя немногих, хотя едину душу живую исторгнуть из объятий голодной смерти - все жертвы оправдываются.

Митрополит был большим любителем церковного благолепия. Для него, как и для простого верующего, священные предметы были окружены мистическим нимбом. Но силой своего проникновенного духа он отбрасывал в сторону эти настроения и чувствования, в его глазах совершенно невесомые сравнительно с задачей - спасение людей.

В этом отношении он шел дальше Патриарха и не видел никаких препятствий к сдаче даже священных сосудов, лишь бы исполнить свой христианский и человеческий долг.

Но наряду с этим, ему представлялось необходимым всячески стремиться к тому, чтобы отдача церковного имущества носила характер именно добровольный, характер пожертвования.

Ему, несомненно, претила процедура изъятия, какого-то сухого, казенного, принудительного акта - отдачи из-под палки, под давлением страха и угроз.